Первое лето

— А я и не горюю, — уныло отозвался из избы дядя Коля. — Тут, Серега, не горевать, а действовать надо. А вот как действовать, с какой стороны подойти и взяться, об этом надо подумать. Так что думай и ты, паря, у тебя голова, как у начальника прииска. И вы… Что вы там нахохлились, как воробьи под стрехой? Пойдемте хоть молотилку посмотрим, все дело.

Сейчас, вспоминая август сорок первого, я поражаюсь, до чего нагло действовал Федька. Кажется, он играл с нами, как хитрый, ловкий кот играет с глупыми мышами.

Забегая вперед, скажу, что эта наглость в конце концов и погубила Федьку. Он думал, что хитрее всех. А его перехитрили. Но это случилось несколько позже, когда на помощь нам подошел наряд милиции.

На ток дядя Коля взял одного меня. Серега сказал, что ничего не понимает в этих молотилках. А Димка натер себе ногу и хромал, ему лучше было посидеть дома.

— Вы ружье возьмите, — посоветовал Серега.

— Это еще зачем? Мы идем не Федьку ловить, а молотилку ремонтировать, — буркнул дядя Коля.

И мы отправились на гумно, где стоял сарай, а рядом с сараем — неисправная молотилка, о которой говорила Евдокия Андреевна. Именно сюда женщины днем свозили хлеб.

Со стороны деревни к гумну подступали огороды, еще не убранные. С другой стороны, противоположной, начинался неглубокий ложок, заросший мелколесьем. Когда мы подходили, женщины как раз на двух телегах привезли снопы, сложили их и снова уехали. Навстречу нам попался Пашка. Пока мы обедали, он успел слетать за кедровыми шишками. Дядя Коля поманил Пашку и, показывая на удаляющиеся порожние телеги, спросил:

— Куда это они спешат?

Я ожидал, что тот затянет свое «ну». Однако на этот раз Пашка заговорил нормальным, человеческим языком:

— А я знаю…

— Кто же знает?

Пашка смущенно опустил глаза и переступил с ноги на ногу.

Тогда дядя Коля спросил:

— Ты, парень, не видал здесь чужого мужика, здорового такого, черного?

— Не видал…

— А может, все-таки видал? Ты подумай, вспомни!

— Не видал… — Пашка снова переступил с ноги на ногу. Стало ясно, что больше от него ничего не добьешься. Если и видал, то все равно будет твердить, что не видал.

Дядя Коля вздохнул:

— Ладно, иди!

Пашка пошел своей дорогой. Я крикнул ему вдогонку:

— А шишек у вас много?

— Ну!

— А далеко за ними идти?

— А чтоб сказать очень, так нельзя. На гриве, за вторым логом. Там кедрачи.

Вот это выдал — целых три фразы за раз… Ну и Пашка!

Мы обошли молотилку со всех сторон.

— Ну, поглядим-посмотрим, что с этим агрегатом… — Дядя Коля потянул на себя привод, куда обычно впрягают коней. Шестерни застучали, передаточный вал завертелся, а барабан с блестящими зубьями как был, так и остался мертвым. — Понятно… Немного подтянуть, подвинтить и полный порядок… Что одни бабы могут, тут техника, ее понимать надо… Только, слышь, без гаечного ключа или хотя бы плоскогубцев, голыми руками и мужики здесь ничего не сделают… Глянь-ка, может, в сарае какие железяки найдутся, чалдоны народ такой, они все в сараях да амбарах держат…

Я шмыгнул в сарай. Здесь было темно, пахло дегтем и мышами. Я какое-то время стоял, привыкая к темноте, и вдруг, совсем неожиданно, увидел перед собой Федьку. Он стоял в двух шагах, за плечами у него был тяжелый рюкзак, а в руках — двустволка. Я хотел крикнуть: «Дядя Ко-оля-я!» Но Федька надвинулся на меня черной тучей, прижал к стене и зажал мне рот.

— А-м-м… — только и успел промычать я из-под жесткой Федькиной ладони.

— Вась, где ты?

Дядя Коля вбежал в сарай и остановился как вкопанный. Этим и воспользовался Федька. Отшвырнув меня в угол, он рванулся к золотоискателю и, не дав ему опомниться, свалил на землю и его. Как он это сделал, я не видел, только слышал возню, сдавленные хрипы и нечленораздельное бормотанье. А когда приподнялся, Федька уже сидел верхом на дяде Коле и заламывал ему руки.

— Ты, Николай Степаныч, у меня вроде хвоста…

— Слушай, Федор, отдай золото, добром тебя прошу. А не то ведь худо будет. Все равно тебя схватят, — задыхаясь от боли и обиды, проговорил дядя Коля.

— Разъяснил, спасибо, — ухмыльнулся Федька. — А ну сдай назад, — вдруг зарычал он, глядя в мою сторону. Видно, услыхал, что я начинаю подниматься. — Сдай, сдай, а не то задушу и тебя, мне терять нечего.

— Всех не передушишь. Да и поймают тебя скоро, гад ты ползучий. Обложат, как волка, и никуда тогда не уйдешь. Придется за все держать ответ.

— Уйду!

— Куда, подумай? Завтра сюда явится милиция… Ну что ты против милиции, один-то? И в тайге ты еще слепой щенок. Схватят и снова туда, откуда сбежал.

— Ну, схватят или не схватят — это мы еще посмотрим! — презрительно сплюнул Федька.

Он стоял, расставив длинные ноги на ширину плеч, и держал двустволку наизготовке. Казалось, еще слово и он разрядит в дядю Колю оба ствола.

— Ты ружье-то… ружье-то отведи, дура!.. Заряжено, поди, может и выстрелить, — растягивая слова, проговорил дядя Коля и тоже начал приподниматься.