Читаем Первое перо полностью

Первое перо

Написать аннотацию, чтобы привлечь читателя… Понятия не имею, чем этот сборник может быть тебе интересен. Написал я его только потому, что мне нравилось этим заниматься. Только о том, что интересно мне. Мне не хочется, чтобы эта моя часть просто канула в никуда. Поэтому он здесь.

Иван Иванов

Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия18+

МЕЧТА

Новорождённая мечта:

Лишь образ, до конца не ясный.

Найдет созвучие она

С живой стихией? Без конца

Быть может растворится в грёзах,

Став приведением ума?

Творением ли стать сумеет

Иль сотворить начнёт сама?


– Всего живого назначенье,

Дать жизнь новому творенью.


Мечта горда и своенравна.

Но по-началу так легка.

К ней мыслей робко прикасаясь

Заметить сложно иногда

Как мысли изречённы ране

Свои имея образа

Твой образ мыслей изменяют,

Пока строка течёт легка.

Отгородиться и лелеять

В себе, с любовью? -но мечта

Тогда фантазия одна.


Идти нам с общего придётся:

В глубины тёмные зайдя

И устремиться к далям звёздным.


Если действительна строка

Минуя грёзы наваждений

Быть может оживут слова.

АЛХИМИК

В подлунном мире в тёмной башне

Сияли призрачны лучи.

В пустые комнаты сияли

Откуда житель их избыл.

Лишь зеркала у стен стояли,

Лучи всё ниже направляли,

Сбирали в келью под землёй.

В той келье сад чудесный цвёл.

В саду средь роз был гроб хрустальный

С чуть розоватою водой.

В гробу прекрасное созданье

Было ни мёртвой ни живой.


Свет лунный хрусталя касался

Сиял вкруг гроба ореол.

Златые волосы в сиянье

Горели солнечным огнём.

В застывшей бледности, лицо

Столь белоснежное казалось

Столь мёртвым,хладным – что на нём

Глаза – звездам уподоблялись.


Несло чудесное созданье

И свет дневной и тёмный хлад.

Маня неведомым, прекрасным.


Алхимиком был житель башни.

Созданье – гордое умом.

Чья жизнь – жизни суть познанье.

В её глубины он ушёл.

Сокрывшись, жаждущий познаний.


Но жизнь коснулася его:

Явив небесное созданье.

И забрала. Небес дыханье

Не вдохновило ум его.


И в лунной келье в тёмной башне

Спасая смерти – света бёг.

Но власть над жизнью разум хладный

Так обрести его не смог.


Пред своей смертью заклинанье

Алхимик кровью начертав,

Оставил в башне. В том подвале

.

За колдовство он брошен в пламя.

В гробу, прекрасное созданье,

Ни мёртвой ни живой оставя.


Когда же башню обыскали

Священник в келию зашёл.

Заворожённый и немой,

Застыв подобно изваянью.


Опомнившись нашёл пергамент.

Стихов одиннадцать на нём.

Пергамент пробежал глазами.

И словно ветер с слов шел хладный

И жаром сердце обожгло.


Слова застывшие кровавы

Словно приковывали взор.

И кровь алела. Застучало

Сбиваясь сердце. Раз другой

Тому священнику казалось

Иное сердце будто в нём

Или в чужой груди стучало.


Священник посмотрел на гроб.

Легчайшей искрой крови ток

Живого сердца трепетанье

Её прохладное дыханье…

Столь хрупкое…но было явно..

Что сомневаться не пришлось..

Священник подошёл чуть ближе

И в лунный ореол вошёл..

Прохладный как её дыханье.

Пергамент его руку жёг…

Оцепенев стоял пред гробом.


Впервые в жизнии его

Он испытал благоговенье

И таинства прикосновенье.


Хоть и рождённых колдовством…


Он снова пробежал по строкам

И снова, лишь касался взор

Слова алели и дыханье

Его, не заполняло грудь,

Её – дыханьем наполняя.


Он вышел пригрозив проклятьем

Тому кто в келию войдёт.

Кого увидят рядом с башней.

–"Проклятье здесь и хватит слов!"


Шли годы и священник умер.

Среди бумаг пергамент тот

Нашёл послушник и размножил.


-"Они прекрасны! Боже мой!

Кто б о святом отце подумал?!

Здесь одержимость полна страсти

С Надмирной чистой красотой."


-" Когда читаю, мне отчасти

Мерещится что я влюблён…

И словно сердце бьётся чаще..

И жар и вдруг остыло всё.."


-"Тьфу бред какой. Я не читал..

Хоть удивил святоша, правда!

Всё жизнь аскетом строгим слыл,

В душе то страсти хоронил!"

Плодили сплетни горожане,

Догадки строя – кто же та,

И есть ль она – кому те строки,

Священник с страстью посвящал.

Легенды на ходу рождали.

Произведения тогда

Фурор произвели немалый.


Послушник также взволновал

Воображенье горожан:

Исчезнув вскоре и кровавый

С собой пергамент прихватя.

МУЗА

Ни свет ни ветер – дух бесплотный

В окно закрытое влетел

Дыханьем комнату наполня

Заоблачных небесных сфер.


А за столом поэт был юный.

С лицом нахмуренным серьёзным

Согнувшись в пустой лист смотрел.


По комнате круг муза сделав

На стол присела посмотреть.


Листок лежал в сторонке скомкан.

Три перечёркнутых строки.

И рядом был ещё, подобный.

Похожие книги

Полное собрание стихотворений и поэм. Том II
Полное собрание стихотворений и поэм. Том II

Эдуард Вениаминович Лимонов известен как прозаик, социальный философ, политик. Но начинал Лимонов как поэт. Именно так он представлял себя в самом знаменитом своём романе «Это я, Эдичка»: «Я — русский поэт».О поэзии Лимонова оставили самые высокие отзывы такие специалисты, как Александр Жолковский и Иосиф Бродский. Поэтический голос Лимонова уникален, а вклад в историю национальной и мировой словесности ещё будет осмысливаться.Вернувшийся к сочинению стихов в последние два десятилетия своей жизни, Лимонов оставил огромное поэтическое наследие. До сих пор даже не предпринимались попытки собрать и классифицировать его. Помимо прижизненных книг здесь собраны неподцензурные самиздатовские сборники, стихотворения из отдельных рукописей и машинописей, прочие плоды архивных разысканий, начатых ещё при жизни Лимонова и законченных только сейчас.Более двухсот образцов малой и крупной поэтической формы будет опубликовано в составе данного собрания впервые.Читателю предстоит уникальная возможность уже после ухода автора ознакомиться с неизвестными сочинениями безусловного классика.Собрание сопровождено полновесными культурологическими комментариями.Публикуется с сохранением авторской орфографии и пунктуации.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Алексей Колобродов , Алексей Юрьевич Колобродов , Захар Прилепин , Олег Владимирович Демидов , Эдуард Вениаминович Лимонов

Поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия
Дом на краю света
Дом на краю света

Роман-путешествие во времени (из 60-х в 90-е) и в пространстве (Кливленд-Нью-Йорк-Финикс-Вудсток) одного из самых одаренных писателей сегодняшней Америки, лауреата Пулитцеровской премии за 1999 г. Майкла Каннингема о детстве и зрелости, отношениях между поколениями и внутри семьи, мировоззренческой бездомности и однополой любви, жизни и смерти.На обложке: фрагмент картины Дэвида Хокни «Портрет художника (бассейн с двумя фигурами)», 1971.___Майкл Каннингем родился в 1952 году в глухом углу американского штата Огайо. Уже первые его работы публиковались в самых популярных американских журналах, а в 1989-м рассказ «Белый ангел» был назван лучшим коротким рассказом США.В 1999-ом Каннингем стал лауреатом Пулитцеровской премии за роман «Часы», который тогда же признали лучшим романом года. Три года спустя экранизация «Часов» с Николь Кидман, Джулианой Мур, Мерил Стрип в главных ролях обошла киноэкраны всего мира. «Дом на краю света» — это, как всегда у Каннингема, мастерски и рискованно написанная панорама современной городской жизни. Потому в Голливуде с такой охотой берутся за сценарии по романам американского автора. Вслед за «Часами» в прокат вышел «Дом на краю света», сценарий к которому написал сам Каннингем, а главные роли исполнили такие звезды, как Колин Фарелл и Сисси Спейсек.

Майкл Каннингем , Тибул Камчатский

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия
Стежки-дорожки
Стежки-дорожки

Автор этой книги после окончания в начале 60-х годов прошлого века филологического факультета МГУ работал в Государственном комитете Совета Министров СССР по кинематографии, в журналах «Семья и школа», «Кругозор» и «РТ-программы». В 1967 году он был приглашен в отдел русской литературы «Литературной газеты», где проработал 27 лет. В этой книге, где автор запечатлел вехи своей биографии почти за сорок лет, читатель встретит немало знаменитых и известных в литературном мире людей, почувствует дух не только застойного или перестроечного времени, но и нынешнего: хотя под повествованием стоит совершенно определенная дата, автор в сносках комментирует события, произошедшие после.Обращенная к массовому читателю, книга рассчитана прежде всего на любителей чтения мемуарной литературы, в данном случае обрисовывающей литературный быт эпохи.

Геннадий Григорьевич Красухин , Сергей Федорович Иванов

Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары