Первое Полоцкое сражение (боевые действия на Западной Двине в июле-августе 1812 г.)

Полковник 3-го полка доносил: «В 9 ½ часов вечера, после того как огонь полностью прекратился на аванпостах, мои войска, состоявшие из небольших частей различных рот силой около 100 человек, были, по приказу майора Графенройта из главного штаба, сменены на этой позиции батальоном под командой майора Рюффа… Мы условились с майором французского 26-го полка, что он разместит свои пикеты справа, а я слева». Затем Валдкирх с двумя ротами отошёл отошёл на несколько сотен шагов назад, где соединился с солдатами 7-го полка и расположился биваками на ночь. Полковник 7-го полка сообщил: «Я получил приказ генерала Вреде, собрать войска и построить в линию, что и было исполнено следующим образом: я собрал полк, многие люди подполковника 4-го лёгкого батальона Теобальда присоединились к 3-му батальону. Майор Рюфф сформировал батальон, составленный из людей 1-го армейского корпуса; этот майор занял пост у сожжённых домов, находившихся на дороге, сбоку — 26-й французский лёгкий полк. Я разместился затем во второй линии со 2-й бригадой, примерно в 300 шагах позади». По словам Рагловича, «темнота ночи положила конец этой кровавой баталии… Вреде велел выразить войскам своё полное удовлетворение их храбрым поведением, и всеобщий крик: “Да здравствует наш добрый король!”, вырвавшийся из сердец баварцев, завершил этот день».

Ланглуа. Сражение при Полоцке, 18 августа 1812 г.

Увидев отступление своей кавалерии, Витгенштейн решил начать отступление. Бутурлин так объяснял его решение: «Российские войска с честью удержались на всех пунктах. Несмотря на то, граф Витгенштейн рассудил, что великое превосходство сил, выставленных против него неприятелем, не оставляло ему никаких видов к победе; почему и вознамерился продолжить отступление свое, дабы сблизиться с подкреплениями». Последнюю фразу повторяли все отечественные авторы, хотя Данилевский специально подчеркнул, «до какой степени были мы бедны войсками в этом краю».

Берг пишет: «Я узнал, что правый фланг всей линии уже отступил; между тем, видя, что вся наша артиллерия ретируется, я остался подождать ещё некоторое время, чтобы все пушки левого фланга были увезены на моих глазах; только тогда я медленно отступил до леса с Севским и Калужским и 1-м Сводным пехотными полками, обмениваясь выстрелами с неприятелем, который преследовал нас очень вяло». Антоновский вспоминал: «14 дивизия составляла наш правый фланг и защищала Псковскую большую дорогу. Она выдержала весь напор французов и мужественно устояла против усилий неприятеля занять дорогу — шагу не отдали своей позиции до самого почти вечера. В этом разе нельзя не отдать должной справедливости генералу Сазонову… На закате уже солнца 14 дивизия… стала отступать, но в совершенном порядке. За ними и наша батарейная рота… подполковника Мурузе, который, будучи обеспеченный в сподвижниках своих — 26-го полка егерях… смело стоял против неприятеля и тем способствовал защищать большую дорогу. С движением артиллерии подняли и нас на ноги. Едва мы только привстали, начали французы подчивать перекрестным огнем, а заметив отступление, устремили действия на дорогу, по которой мы ретировались, и, надо сказать, не совсем честно провожали — в затылок. Пока артиллерия наша проходила, мы стояли… Мы шли сзади всей дивизии и, чтобы не тесниться дорогою, приняли левее оной и у самой дороги шли опушкою. В это время подскакал полковник Сухозанет к полковнику Роту, умолял дать ему несколько своих егерей для усиления его артиллерии… Идя опушкою, мы и тут не избежали французских метких выстрелов — до самого поворота дороги они нас провожали. Наступил вечер, и все смолкло. Только в правой стороне, куда отступала 5-я дивизия, вырывались редкие ружейные выстрелы и, казалось, далеко от нас. Мы шли колонною по дороге с поникшей головой, не зная, чему приписать нашу неудачу».