Первое поражение Сталина

Представители гетмана стремились во что бы то ни стало добиться того, что считали наиважнейшим. Во-первых, вынудить советскую делегацию признать независимость Украины. Во-вторых, добиться согласия Москвы на ту территорию для своей державы, которую определяли как этнографическую. Описанную еще в 1892 году молодым марксистом, подданным императора Франца Иосифа, украинцем по национальности Юлианом Бачинским в книге «Украина ирредента» – от западной границы Российской Империи по Северный Кавказ, включая Кубанскую область и Черноморскую губернию.

Но именно такие, явно чрезмерные цели и привели к неудаче на переговорах.

Шелухин сразу попытался добиться в протоколах наименования Украины как независимого государства. Однако Раковский, выполняя указание СНК, даже на пятом по счёту заседании, 31 мая, категорически отказывался от использования такой формулировки.

«Ввиду того, – заявил он, – что ваши и наши отношения до сих пор ещё юридически не определились, я имею полное право, основываясь на выводах юридической науки, сказать: для нас Украинская держава начнёт существовать с того момента, когда мы здесь, с вами, подпишем договор… С точки зрения международного права преемником бывшей Российской Империи является Российская Советская Федеративная Республика. И лишь в том случае могли бы выступать части бывшей Российской Империи как субъекты международного права, если на то было бы дано согласие Российской Федеративной Республики».⁷⁷

Позиция Раковского являлась безупречной, ясной, понятной любому дипломату. Отсюда и те бесплодные предварительные дискуссии, тянувшиейся две недели. Безрезультатные только из-за того, что для советской делегации главным являлся не сам договор, к которому она никак не стремилась, которого заведомо не желала, а лишь формальное выполнение того, к чему её вынудили в Бресте. О том весьма откровенно заявил Мануильский. «Полагаю, – честно признался он, беседуя с корреспондентом газеты «Известия», – что результатом наших переговоров явится не подлинно мирный договор, а временный (провизорий), приблизительно месяцев на шесть».⁷⁸

Почему «временный», да ещё на столь непродолжительный срок? Да потому, что в Москве были твёрдо уверены: за ближайшие полгода политическая ситуация в Европе коренным образом изменится. Непременно. Либо победит германский пролетариат, либо милитаристская Германия проиграет войну. И в том, и в другом случае Украинской державы не станет. Того же мнения придерживались и украинские большевики, не скрывавшие своих надежд. Выраженных «Декларацией» ВуЦИК, оглашённой в Москве при ратификации Брестского договора:

«Протестуя перед лицом Всероссийского съезда (Советов) и перед рабочим классом всего мира против насильственного – при помощи немецких штыков – отторжения Украины от Общероссийской Федерации, мы не осуждаем наших российских товарищей, вынужденных под давлением печальной необходимости – надеемся, на время – разорвать федеративную связь с вами…

Условия мирного договора насильственно отрывают нас от Общесоветской Федерации. Мы вынуждены проститься с вами, но не навсегда, надеемся – ненадолго. Наступит час, когда в результате упорной борьбы и неизбежной, конечно, победы украинского, российского и мирового пролетариата мы снова будем членами Социалистической Федерации».⁷⁹

В ожидании того и Раковский, и Мануильский всячески тормозили переговоры. Лишь под жёстким давлением Берлина им всё же пришлось пойти на самую минимальную уступку. Подписать 12 июня соглашение о перемирии. Только о нём:

«1. По соглашению обеих сторон, боевые действия на всём фронте на время ведения мирных переговоров между Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой и Украинской державой прекратить. Там, где боевые действия не прекращены, немедленное прекращение их устанавливается местным командованием путём соответствующего соглашения…

6. Оба государства немедленно приступают к переговорам о заключении мирного договора».

Казалось, это был обычный документ о перемирии воюющих сторон. Однако Раковскому и Мануильскому пришлось согласиться с крайне неприятной, даже неприемлемой для них формулировкой, введённой в преамбулу но настоянию Шелухина. Она выглядела следующим образом: «собравшиеся в Киеве для заключения между названными двумя независимыми /выделено мной – Ю.Ж./ государствами договора о мире».⁸⁰