Первое поражение Сталина

«Запасов в стране, – констатировала записка Ставки, направленная всего три недели спустя в МИД, – для полного продовольствия армии недостаточно… Вследствие недостатка угля, металла, расстройства транспорта и переживаемых событий производство снарядов (крупных калибров), патронов, ружей и орудий значительно понизится… Укомплектование людьми в ближайшие месяцы подавать на фронт в потребном числе нельзя, ибо во всех запасных частях происходят брожения… Укомплектование лошадьми будет задержано, так как по условиям внутреннего транспорта и необходимости не ослаблять полевые /сельскохозяйственные – Ю.Ж./ работы, все реквизиции лошадей задержаны. Железнодорожный транспорт находится в значительном расстройстве, и, даже при условии отыскания запасов, мы не можем подавать одновременно на фронт запасы для ежедневного довольствия и для образования запасов, без наличия которых хотя бы на двухнедельную потребность нельзя начинать каких-либо операций».

«Армия, – продолжала записка, – переживает болезнь. Наладить отношения между офицерами и солдатами удастся, вероятно, лишь через два-три месяца. Пока же замечается упадок духа среди офицерского состава, брожение в войсках, значительное дезертирство. Боеспособность армии понижена, и рассчитывать на то, что в данное время пойдёт вперёд, очень трудно».

Далее же следовал неутешительный вывод:

«1. Приводить ныне в исполнение намеченные весной активные операции недопустимо. 2. Не рассчитывая на Балтийский флот, надо организовать оборону Финляндии и подступов к Петрограду, что потребует усиления Северного фронта. 3. На всех фронтах, до восстановления порядка в тылу и образования необходимых запасов, необходимо перейти к обороне. 4. Необходимо принять самые энергичные меры для уменьшения едоков на фронте. Для этого необходимо убрать с фронтов всех инородцев и военнопленных и решительно сократить число людей и лошадей во всех тыловых учреждениях. 5. Надо, чтобы правительство всё это совершенно определённо и ясно сообщило нашим союзникам, указав на то, что мы теперь не можем выполнить обязательства, принятые на конференциях в Шантильи и Петрограде»³ /о совместном и одновременном наступлении не позже апреля 1917 года – Ю.Ж./.

Итак, оборона вместо наступления… Но не только. Ставке, пока особо не подчёркивая, пришлось отметить и иное. Солдаты стали выражать своё отношение к войне самым простым и наглядным способом – дезертирством. Нараставшим, ширившимся с каждым днём бегством с фронта. Спустя всего год Н.Д. Набоков так объяснял происходившее: «Трёхлетняя война осталась чуждой русскому народу, он ведёт её нехотя, из-под палки, не понимая ни значения её, ни целей, он ею утомлён, и в том восторженном сочувствии, с которым была встречена революция, сказалась надежда, что она приведёт к скорому окончанию войны».⁴

Но не только дезертирство изрядно поубавило оптимизма у власти. Требовала самого срочного решения ещё одна проблема. По всей стране начались, всё усиливаясь, «аграрные беспорядки», как привычно называли крестьянские волнения. Разгром имений и «чёрный», то есть исключительно на свой страх и риск, раздел помещичьей земли. Пахотной, которой никогда не хватало тем, кто её обрабатывал, луговой – для сена, шедшего на прокорм скоту.

Временное правительство уже 19 марта признало: решение земельного вопроса «составляет самую серьёзную социально-экономическую задачу переживаемого периода», является «основным требованием всех демократических партий». Правда, тут же оговорилось – вопрос о земле «станет на очередь в предстоящем Учредительном собрании»⁵. Не раньше. Но на некоторые меры правительство всё же отважилось. 16 марта национализировало земли удельного ведомства, то есть принадлежавшие царской семье в совокупности. Более 7 миллионов гектаров. А спустя десять дней новым постановлением добавило к национализированным и земли кабинета бывшего императора. На том имитация земельной реформы завершилась. Крестьяне так и не получили от государства ни одной десятины.

На том беды и несчастья, с которыми пришлось столкнуться новой власти, не ограничились. К коллапсу экономики и транспорта, к бегству солдат из окопов, к крестьянским волнениям добавилось и то, чего прежде ещё не было. То, что угрожало распадом страны, безразлично, выиграет ли она войну, или проиграет. Громогласно, требовательно заявил о себе сепаратизм.

1. Автономии!

Избавиться разом хотя бы от внутренних проблем премьер Г.Е. Львов попытался самым, как он полагал, простым, радикальным и вместе с тем демократическим способом. 7(20) марта он направил во все административные центры России циркулярную телеграмму, подписанную лишь им одним.