Первое поражение Сталина

Начал её Сталин примерно так же, как и Осинский: «Распускается сейм в Финляндии с угрозой «объявить Финляндию на осадном положении, если это потребуется» («Вечернее время», 9 августа). Открывается поход против Рады и Секретариата Украины с явным намерением обезглавить автономию Украины». И всё это предпринимается «с тем, чтобы, развязав контрреволюционно-шовинистические силы, потопить в потоках крови самую идею национального освобождения, вырыть яму между народами России и посеять между ними вражду на радость врагам революции.

Тем самым, наносится смертельный удар делу объединения этих народов в единую братскую семью. Ибо ясно само собой, что политика национальных «придирок» не объединяет, а разъединяет народы, усиливая среди них «сепаратистские» стремления. Ибо ясно само собой, что политика национального угнетения, проводимая контрреволюционной буржуазией, грозит тем самым «разложением» России, против которого так фальшиво и лицемерно вопиет буржуазная печать».

Таким образом Сталин и развернул исходную для Осинского точку зрения. Развернул в ту позицию, которую отстаивал вот уже четыре месяца. Отстаивал необходимость единства страны, только теперь, после разгула мелкобуржуазного национализма, не прямо – «против федерализма», а приспособившись к реально существовавшей ситуации.

«Мы вовсе не против объединения народов в одно государственное целое, – обращался Сталин к кадетам, генералам. – Мы отнюдь не за дробление крупных государств на мелкие. Ибо ясно само собой, что объединение мелких государств в крупные является одним из условий, облегчающих дело осуществления социализма». Последней фразой, сделав полный поворот кругом, пояснял свою позицию уже всем социалистическим партиям. И тут же уточнил необходимое:

Номы, безусловно, зато, чтобы объединение это было добровольным, ибо только такое объединение является действительным и прочным. Но для этого необходимо, прежде всего, полное и безоговорочное признание права народов России на самоопределение вплоть до отделения их от России… Необходимо, далее, это словесное признание подтвердить делом, предоставив народам теперь же определить свои территории и формы своего политического устройства на своих учредительных собраниях.

Только такая политика может усилить доверие и дружбу народов. Только такая политика может проложить дорогу делу действительного объединения народов».

Нет, Сталин не заигрывал, как то может показаться, с сепаратистами, не собирался идти на опасные по последствиям уступки. Просто проявил себя редкостным прагматиком, учитывающим все без исключения обстоятельства. И предлагал потому единственно возможный в тот момент способ сохранить единство страны – через власть Советов, через всепроникающую деятельность общероссийской большевистской партии, призванной объединить пролетариев без деления их по национальностям. Но таким образом ставил вопрос о власти:

«Либо народы России поддержат революционную борьбу рабочих за власть, и тогда они добьются освобождения, либо они её не поддержат, и тогда не видать им освобождения, как своих ушей».¹¹⁰

О том, что ключом к решению всех накопившихся проблем является власть, понял не только Сталин. Поняли, и столь же хорошо, и генералы. Государственное совещание завершилось 15(28) августа, а всего через неделю начался армейский мятеж. Начался благодаря откровенному попустительству и двуличному поведению Керенского и его заместителя по военному министерству Б.В. Савинкова. Эсера, знаменитого террориста, державшего в страхе царскую охранку. Начался со сдачи 21 августа (3 сентября) Риги и отхода частей Северного фронта почти на сто километров к северо-востоку. Открывая тем немцам дорогу на Петроград.

В тайне от остальных членов кабинета, Керенский дал согласие снять с фронта и ввести в столицу 3-й казачий корпус генерала А.М. Крымова. Якобы для охраны правительства, обеспечения в городе порядка и предотвращения восстания большевиков, о котором те пока и не помышляли. Помимо того, премьер согласился и с созданием некоей «Петербургской армии», должной вобрать 3-й казачий корпус и все части, расквартированные в Петрограде и его окрестностях, но подчинённой почему-то не командующему Северным фронтом генералу В.Н. Клембовскому, а непосредственно Ставке. То есть Л.Г. Корнилову и начальнику штаба Верховного Главнокомандующего генералу-от-инфантерии М.В. Алексееву.

Керенский отлично понимал, что дело идёт к государственному перевороту, и тем не менее одобрял все предложения «военной партии». Ничего не предпринимал даже тогда, когда 26 августа (8 сентября) корпус генерала Крымова, сопровождаемый купленными в Великобритании броневиками, двинулся на Петроград. Лишь узнав от В.Н. Львова, обер-прокурора Синода в первом составе Временного правительства, ставшего посредником между генералами и премьером, что будет вместе с остальными министрами арестован, испугался. За себя. Обратился за помощью к ВЦИКу и большевикам. Призвал именно их организовать оборону столицы, защитив демократию и революцию.