Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла (истолкованное святителем Феофаном) (начало)

Иудее знамения просят. Но ведь и были знамения, и от Христа Спасителя и от Апостолов. Что же хочет сказать сим Апостол? — Или то, что они все просят знамений и чудес, — просят все больше и больше знамений, не удовлетворяясь теми, какие видят. Сколько знамений явил Господь?! И однако ж они, видев многие из них, подходят к Нему и говорят: Учитель, хотим от Тебя знамения видети. Хотят они знамений, но когда их дадут, не хотят, чтобы на основании этого заставляли их изменить свои надежды и убеждения, а без этого обойтись нельзя: вот они и начинают криво толковать виденное знамение и желать другого. Так без конца.

Или то разумел Апостол: знамения просят, а мы не можем их давать, когда ни захотим. Это дело Божие. Когда угодно Богу, тогда Он творит чрез нас знамение, а когда не угодно, не творит. А проповедь все-таки мы должны предлагать и предлагаем.

Или та мысль у него, — что иудеи ждут какого-либо разительного знамения, в роде того, как сделал Моисей, избавивши израильтян от Египта и проведши их сквозь море, в коем погряз Фараон с воинством. Тогда по всем народам огласилось это чудо. И теперь бы так. Если бы Господь явился в светлости Божия величия и поразил все народы, а Израиля возвеличил, то больше этого знамения для иудея не нужно бы.

Христос Господь, живя среди иудеев, оставил по Себе благоговейную память и Своим нравственным характером, и учением, и знамениями. Память об этом много могла бы содействовать проповеди. Но крестная смерть все расстроила. Ибо в глазах иудея смерть на кресте есть некая кара небесная. Между тем проповедь говорила им: веруй в Распятого, и спасешься. Мысль о распятии соблазняла их, и они отвращали слух от сей проповеди.

Еллини премудрости ищут. Желают, чтобы им предложено было какое-либо мудрое учение и притом речью, прекрасною по форме, а им предлагают сказание об одном событии, самом неприятном — распятии человека, и говорят: веруй, и спасешься. Чего можно ожидать от них каждому проповеднику, кроме: что хощет суесловивый сей глаголати? (Деян. 17, 18). Учение о спасении крестною смертию Бога воплощеннаго, как она раскрыта потом Апостолами, представляет возвышеннейшую и стройнейшую метафизическую систему, начинающуюся в предвечности, обнимающую все временное и кончающуюся в бесконечной вечности. Но учение в таком объеме предлагалось не вначале, не новичкам, а уже преуспевшим в христианстве, как ниже и пишет святой Павел (2, 6 и далее). Вначале же проповедь всегда была проста: Бог, воплотившись, умер на кресте; веруй, и спасешься. Эллину эта проповедь не могла не казаться безумием. Какой Бог, когда распят? Если распят, значит Себя не мог спасти: как же может Он спасать других, — и еще всех, всю вселенную? Это ни с чем не сообразно (святой Златоуст). Смотря же так на проповедь, как мог он веровать?

Таким образом, очевидно, что Бог устроил во спасение проповедь, которая для всех должны была представляться буйством. Буйством она казалась и однако же спасала, и тем доказывала, что в ней сокрыта высочайшая премудрость и Божественная сила.

Стих 24.Самим же званным, Иудеем же и Еллином Христа, Божию силу и Божию премудрость.

Каким образом делалось, что иные души, несмотря на этот кажущийся соблазн и это видимое безумие, проникали сквозь этот невзрачный покров и узревали в существе проповеди спасительную силу и премудрость, это тайна Божия. Святой Павел и не объясняет этого, а только свидетельствует, что так было. Так было это с душами, которые выше он назвал спасаемыми, а здесь наименовал званными. То и другое указывает на Божие избрание, и хотя, конечно, не без участия произволения человеческого, так однако ж, что мудрость человеческая никакого в этом участия не имела.

И вот этим-то блаженным душам, из иудеев и эллинов, проповедь, бывшая для других соблазном и безумием, представляла Божественную силу и Божественную премудрость. В таком смысле принявши ее, они веровали и спасались. Заподлинно они удостоверялись в сей силе и премудрости, когда в крещении спогребались Распятому Господу, и вкушали спасительность креста. Но все, что здесь получалось, преображалось в вере; и потому получалось, что уверовано было.

«Одно и то же — и премудрость и буйство, и сила и немощь; буйство и немощь неверующим, премудрость же и сила верующим. Ибо и солнце — видящим свет, а слепотствующим — тьма. Но не оно приносит тьму, а болезнь задерживает светлость луча. Так и гной неверия возбраняет свету боговедения озарить душу» (Феодорит).