Первое правило королевы

Она отступила, чуть не поскользнувшись на холодном полу.

И голос, и человек показались ей совсем незнакомыми.

— Да.

— Разрешите… мне войти?

И тут она узнала.

Ястребов Александр Петрович, только что виденный в новостях.

— Входите, Александр Петрович.

Она пропустила его в дом, мельком глянула на улицу, в метель, и закрыла дверь.

В ушах тоненько звенело. От метели, наверное.

— Прошу прощения, что так поздно.

— Ничего.

Он стащил с плеч куртку, и пристроил ее на вешалку, и посмотрел вопросительно.

Инна стиснула кулак и тут же заставила себя его разжать — что еще за дамское волнение!..

— Мне нужно с вами поговорить, — объявил Ястребов. Вид у него был сердитый.

— Именно сегодня?

Она не была готова к разговору и, что хуже всего, не могла понять, о чем именно он хочет с ней говорить. До сегодняшней программы «Время» он был фантомом, тенью, приключением, случившимся с ней в самый плохой день ее жизни.

Она и не вспоминала о нем, потому что навалились тревожные и страшные дела, которые заняли все ее мысли и чувства.

Нет, вспоминала, конечно, вдруг подумала она, увидев, как он сел на диван и зачем-то подтянул рукава темного свитера — открылись смуглые волосатые руки.

— Хотите чаю? — нервно спросила она и возненавидела себя за эту нервность — как институтка.

— Нет, спасибо.

Как нет?! Когда приходят после десяти в дом к незнакомой — если не считать проведенной вместе ночи! — даме, отказываться от чая никак нельзя. Что тогда делать, если не чай пить?!

— Может быть, кофе?

Ястребов посмотрел на нее — глаза были очень черными.

— Ну, давайте кофе.

Не «ну, давайте», а «спасибо вам большое», вот как надо сказать! Но поправлять его Инна не стала — еще что!

— А… курить у вас можно?

Она не любила, когда у нее в доме курили, потом плохо спала, мучилась головой, но не разрешить ему почему-то не смогла.

Нет, не почему-то, а потому, что вновь почувствовала собственную институтскую робость перед ним, опять поправила она себя.

Он встал и пошел куда-то, мимо нее. Она изумленно проводила его глазами. Он вытащил из кармана куртки сигареты. Куртка немедленно свалилась с вешалки, и он с досадой сунул ее в кресло, пристраивать обратно не стал.

Что делать дальше, она решительно не знала.

Ах да. Кофе варить.

Не говоря ни слова, она ушла на кухню, зажгла газ и поставила в центр синего пламени крохотную армянскую турку. Кофе в ней получалось ровно два глотка.

Ее все тянуло посмотреть, что там, в глубине ее дома, делает Александр Петрович Ястребов, и она останавливала себя — очень строго.

Зачем он пришел?!

Что вообще происходит в последнее время вокруг нее — мистика какая-то!

— Инна, давайте… проясним ситуацию.

Газ полыхнул и погас — она хотела всего лишь уменьшить пламя и промахнулась. Ястребов посмотрел на турку, выдвинул стул и сел, как пришлось, прямо в центре кухни, очень неудобно.

Инна щелкнула кнопочкой, зажгла газ. По стенкам турки изнутри поползли шустрые пузырьки.

— О… какой ситуации вы говорите, Александр Петрович?

Господи, как же она его называла, когда занималась с ним той самой преступной любовью?

Саша?! Шурик?! Господин Ястребов?!

Вдруг ей стало так смешно, что она с утроенным вниманием уставилась в турку — как там шустрые пузырьки?

— Я хотел бы, чтобы наша с вами встреча осталась… не доведенной до средств массовой информации, потому что мне предстоит… большая работа в крае.

Ого!..

Позабыв про пузырьки, она повернулась к нему и спросила вызывающе:

— То есть вы опасаетесь, что я возьмусь вас шантажировать и наш с вами одноразовый секс станет достоянием гласности?

Вот так. Еще в восьмом классе на школьной столярной практике она научилась забивать гвозди одним ударом: раз — и по самую шляпку.

«По самое не балуйся», как стали теперь говорить.

Ястребов Александр Петрович при упоминании одноразового секса так напрягся, что даже шея покраснела.

— Я не имел в виду… первую встречу. Я имел в виду… сегодняшнюю.

Она язвительно молчала, смотрела ему в лоб. Лоб тоже медленно покраснел.

— Инна, не мне вам объяснять, что обстановка в крае… серьезная.

— Вы хотите обсудить со мной обстановку в крае?

— И ее тоже.

— А политическую ситуацию в стране в целом?

Он помолчал.

На что он надеялся, когда, отвязавшись от охраны и разного рода деятелей, которые лезли к нему со всех сторон, отправился к ней? Кажется, у него была какая-то конкретная и ясная цель, он даже несколько раз подряд сформулировал эту цель про себя — чтобы не забыть и не упустить ненароком.

Что это была за цель, вспомнить бы?..

Он плюхнулся в разговор, как жаба в пруд — неловко, нелепо, с чавкающим звуком, — все из-за того, что не готов был ее увидеть. Шел к ней, а увидеть не ожидал и… растерялся.

Особенно оттого, что она была в джинсах и свитере — совсем другая. И еще оттого — он прищурился, — что белые волосы на длинной шее сужались так по-девичьи нежно.

И еще оттого, что она оказалась первой женщиной за много лет, о которой он помнил все — как она спит, как ест, как говорит по телефону, какие у нее локти, уши, веки, зрачки, ступни.