Первое правило королевы

Интересно, «они» – это кто? Или в Москве имеется еще одна любовница?

– Сколько ему лет?

– Одиннадцать.

Она удивилась – почему-то ей казалось, что у него должен быть взрослый сын, вроде мухинского Мити.

– Он… учится?

– Ну конечно. Я пока не могу забрать его сюда, чтобы не срывать среди года с занятий.

Итак, он уверен, что станет жить тут постоянно. Ничего себе!.. А выборы? Так сказать, волеизъявление масс, главное завоевание демократии? Впрочем, всем таким завоеваниям Инна отлично знала цену.

Он достал кружки – большие, не те наперстки, в которых она подавала кофе вчера, – банку растворимого кофе и сахарницу. Она насмешливо наблюдала за ним.

– Откуда ты знаешь, что где стоит?

– У меня все стоит там же, – буркнул он. – Все дома одинаковые. Тебе с сахаром?

– Да.

Он насыпал в кружки кофейной крошки и сахару, залил кипятком и помешал старательно.

Инна покосилась на кружку. Ястребов садиться не стал, привалился спиной к стойке, хлебнул и отвел глаза.

В джинсах и темном свитере он производил совсем другое впечатление, и Инна вдруг подумала, что в костюмах ему, наверное, до смерти неловко. Скорее всего, приехав с работы, он первым делом сбрасывает пиджак и галстук и только потом стаскивает ботинки.

– Инна.

Она вздрогнула и посмотрела ему в лицо. Каменная стена, а не лицо.

– Инна, я хотел тебя… предупредить.

– О чем?

– Ты знаешь, что случилось с губернаторской вдовой?

О-оп – кровь ударила в глаза и уши, зашумела и потекла вдвое быстрее.

– Она умерла. Сегодня сказали в новостях.

– Она убита.

– Что?!

Ястребов посмотрел на нее и повторять не стал.

– Пока неизвестно точно – сама она или кто-то ее… Мне сказали, что ничего не понятно вроде, но вчера вечером у дома ее сына долго стояла какая-то машина, которая потом уехала.

Инна отлична знала, что за машина стояла возле дома на улице Ленина. В ней еще Осип сидел.

– Инна, я ни черта не разбираюсь в местном криминале – кто тут против кого дружит, а кто с кем воюет. За что Мухина могли убить?

– Мухин застрелился.

– Да ладно! – с досадой сказал Ястребов, как будто рассердившись, что Инна может повторять такие глупости. – С чего ему стреляться-то?

– Я не знаю. Мало ли с чего!

– Он застрелился, жена застрелилась, все застрелились! И у всех в кармане было по пистолету, и всем жизнь была не мила, так, что ли?

– Я не знаю, – повторила она. Инстинкт самосохранения крутился волчком, гнал волны паники.

– А… Якушев? – осторожно поинтересовался Ястребов. – Он не в курсе, ты не знаешь?

– Сергей Ильич?..

– А что, есть Якушев не только Сергей Ильич, но еще Иван Иваныч?

Невинность в голубых енисейских глазах была такой неподдельной, что Ястребов ни на секунду не усомнился – она что-то знает.

Что? Как понять?

– Сергей Ильич со мной ничего не обсуждал. Я вообще не слишком уверена, что он… станет это с кем-то обсуждать. Он с Мухиными дружил всю жизнь. Для него это близкие люди.

– Вот именно. Если он хорошо их знал, почему он теперь твердит, что Мухин застрелился, а его жена умерла от сердца?

– Саша! – она впервые назвала его по имени – просто так, при жестком электрическом свете, на кухне, а не в горячей любовной истерике, – и он усмехнулся. – Объявить сейчас на всю страну, что у нас… убили губернатора, невозможно, ты же понимаешь! А если Любовь Ивановна… не сама умерла, то получается, что у нас тут некий маньяк решил истребить всю верхушку власти? Или губернаторскую семью?

– Пресса все равно рано или поздно все раскопает!..

– Нет, – твердо заявила Инна.

– Что – нет?

– Пресса ничего не раскопает.

– Инн, пресса моментально все раскопала… про «Норд-Ост», к примеру.

Она помолчала. Ну да, конечно. Пресса раскопала.

– Контролировать семьсот человек с мобильными телефонами нельзя, – жестко сказала она. – Кто-нибудь обязательно куда-нибудь позвонит и что-нибудь там расскажет. Да еще когда дело происходит в Москве! Контролировать двоих в Белоярске – проще не придумаешь.

– Двое – это кто? Мы с тобой?

– При чем тут мы с тобой! Двое – это Митя и Катя, единственные, кто может быть заинтересован в расследовании по всем правилам. Больше не заинтересован никто. Даже ты.

– Почему – даже я?

– Потому что, если кто-то ляпнет, что губернатор убит, вся пресса в ту же секунду заголосит, что это ты лично застрелил Мухина и Любовь Ивановну, чтобы освободить себе место! Это же очевидно.

Она смотрела ему прямо в лицо, уверенная, что увидит там нечто такое, что подтвердит или опровергнет ее предположение. Она играла вслепую, наверное, в первый раз в жизни, и ей очень не хотелось проиграть.

* * *

Проигрыш – смерть. Маленькая черная дырочка в виске. Черная дыра из учебника астрономии.

– Я ни в кого не стрелял, – тяжело сказал Ястребов, и на скулах четко проступили желваки, и лицо стало злым и странно помолодело. – Я узнал обо всем от Севастьянова.

Севастьянов был премьер-министром.

Выходит дело, премьер-министр проинформировал Александра Петровича о том, что кресло освободилось – можно занимать, пока не остыло. Как дальновидно и правильно все сделано, просто прелесть.