Первое предательство

Но иногда Джосан убеждал себя, что безумие не обязательно должно наступить неминуемо. Если вдруг объявится Другой, тогда он покинет город. И все-таки ощущение горечи не оставляло его, ибо Джосан прекрасно понимал зыбкость этих обещаний. Несмотря на все попытки избежать сильных эмоций и сосредоточиться на медитации, брат понимал, что однажды защита падет, Другой вернется и захватит власть над телом навсегда. Тогда разум Джосана останется в ловушке неизвестности и серости, а тело начнет совершать поступки необычайной жестокости.

В течение нескольких дней, последовавших за клятвой, Другой милосердно отсутствовал. Зима полностью захватила окружающий мир в свои объятия, однако это не означало, что работы стало меньше. Несомненно, путешественников на дороге поубавилось, зато те, кто умудрялся добраться до города, приезжали на лошадях, полностью покрытых грязью. А с такими и забот больше: отмыть, очистить, причесать. Либо нужно починить кареты. В те дни, когда путешественников или императорских гонцов не оказывалось, оставались лошади в конюшне, за которыми тоже необходимо присматривать.

Впрочем, Джосан радовался работе. Выяснилось, что концентрация на каждом задании помогала по крайней мере ненадолго забыть о дилемме, владевшей его умом. Брат брал на себя все больше и больше обязанностей, занимая даже так называемые свободные часы ремонтом упряжи или уборкой в сарае, пока Майлз не потерял терпение и не приказал оставить все как есть.

Покинув конюшню с намерением хотя бы раз насладиться выходным и потратить с трудом заработанные монетки, монах решил бесцельно послоняться по улицам Атаки. Он достаточно хорошо знал город, хотя и не мог сказать того же о жителях. Кого-то он узнавал в лицо, кто-то помнил его как слугу Майлза. Однако никто не выказывал особого дружелюбия, хотя Джосан и сам с трудом мог представить, о чем с ними можно говорить.

Впрочем, Джосану это было только на руку. У него слишком много тайн, чтобы заводить друзей. Меньше разговоров — меньше риска.

Странно — раньше на острове Джосан не чувствовал одиночества. Там он не видел ни единой души и тем не менее оставался доволен.

Конечно, тогда у него была цель, обязанность и уверенность в том, кто он есть. Теперь ничего подобного на горизонте даже и не просматривалось. Только обширная пустота глубоко внутри, которую не заполнить ни хорошо продуманной ролью, ни компанией других. Монах казался себе подделкой, оболочкой, и странно, что люди порой не смотрели сквозь него.

Только неистовая работа помогала избегать горьких размышлений, но сейчас обычный рецепт изменил ему. Дождь начал накрапывать сильнее, и Джосан замедлил ход, чтобы заглянуть в винный погребок.

Внутри таверны был так темно, что он с трудом мог видеть, а низкие потолки и маленькие оконца усиливали впечатление, будто ты находишься в пещере. Каменный пол лоснился от грязи, вонь от дыма, влажной шерсти и слабый запах крови заполнили все помещение. Сначала монаху показалось это странным, но потом вспомнилось, что погребок находился недалеко от района мясников, а постоянные посетители, должно быть, приносили запашок с собой.

Неужели его одежда и башмаки тоже несут ароматы конюшни? Если и так, здесь никто не будет на это жаловаться. Осторожно ступая по полу, Джосан пробрался к незанятой скамейке. Рыжая, как вспышка яркого света девчонка принесла кувшин красного вина, стакан и графин с водой.

Есть какой-то особый ритуал разливания вина. Эта мысль быстро промелькнула в памяти, но Джосан проигнорировал воспоминание и небрежно налил вина в кружку, так, что оно полилось через края. Он решил не добавлять воды, поскольку был уверен, что в таверне вино уже изрядно разбавили, а потом сделал большой глоток.

Вино горчило. Вкус оказался очень насыщенным, грубым. Казалось, можно было почувствовать на языке мятую виноградную кожуру. Здесь настолько варварски поступали с напитками, что даже не процеживали вино перед хранением.

Эти же люди продавали напитки и императорским полицейским, людям, чьих способностей явно не хватило бы даже на то, чтобы распознать разницу между старым вином и молодым. Не то чтобы напиток оказался примитивным, просто, видимо, Джосан помнил времена, когда пил идеально выдержанное вино из хрустальных фужеров и когда каждый глоток оказывался новым открытием вкуса и изысканности.

После некоторого раздумья воспоминание показалось фальшивым. Братья, конечно, помои не пили, но и такие роскошества, как редкое вино из хрустального кубка, вряд ли вкушали. Видимо, память опять его подвела.

Монах опустошил чашу и заново наполнил до краев. Заставив разум очиститься от всех мыслей, как при медитации, он сконцентрировался на напитке, будто до этого никогда не пробовал красного вина из северных провинций, потом медленно выпил. Когда кружка оказалась пуста, брат решил признать поражение. Он по-прежнему чувствовал присутствие Другого, осознание, что темная часть где-то рядом, витало в мыслях.