Касательно аристократа бедняга ничего не сказал, поскольку не видел его и не слышал, чтобы того называли по имени. Возможно, он и не дворянин вовсе, просто разговаривал как образованный человек.
Кровь, рвота и моча растекались на полу под заключенным, и вонь распространилась по всей камере. Придется сжечь сандалии и плащ.
— Больше он ничего не сможет нам рассказать, ваше величество, — заключил палач. Его тон оставался спокойным, будто речь шла о погоде. Он никогда не получал удовольствия от насилия, однако и от обязанностей не отлынивал. Низаму можно было доверить получение нужной информации, однако как только пленник выдавал все тайны, он терял интерес к продлению агонии.
— Согласна, — сказала Нерисса.
Палач зашел за спину к заключенному и быстрым движением забросил ему веревку на шею. Когда Низам затянул петлю, глаза бедняги налились кровью, члены неестественно задергались. Правительница заставила себя досмотреть до конца, пока движения не затихли, а тело не обмякло. Единственное, что ее заинтересовало, почему экзекутор воспользовался гарротой, а не традиционным ножом или мечом.
Тот ответил:
— Меньше грязи.
Естественно, камеру в любом случае придется убирать. Работа предназначалась пленникам из соседних камер, которые ожидали собственной казни. Хотя их можно назвать счастливчиками, потому что Низам не удостоил их своим вниманием.
— Отошлите описание наемника капитану охраны, — приказала императрица.
— Будет исполнено, ваше величество.
Взглянув на плащ, императрица заметила, что он закапан кровью. Женщина расстегнула застежку и позволила одеянию упасть на пол.
— Ты хорошо поработал, благодарю тебя за службу, — проговорила она, затем, мельком взглянув на труп, развернулась и вышла из комнаты.
Ее эскорт ждал у входа в камеры. Лица гвардейцев ничего не выражали, однако императрица не сомневалась, что они прекрасно знают, как она провела последние часы, а также догадываются о причине, по которой на ней не было плаща.
Не в первый раз Нерисса наблюдала за работой Низама, как, впрочем, и не в последний. Советников шокировала настойчивость императрицы, когда она заявила о намерении посещать камеры пыток. Сама же правительница оставалась тверда в своем решении, поскольку не могла притворяться, будто подобных камер не существует. Раз пытки проводятся от ее имени, она должна оставаться достаточно сильной, чтобы вынести свидетельства мучений.
Не сказать, чтобы такие представления проходили ежедневно. На самом деле минуло больше года с того момента, когда заключенный действительно мог рассказать нечто важное. По слухам, камера пыток представляла собой адовы ямы, где крики слышались днем и ночью. Именно так и было, когда тайные камеры использовались по назначению. Однако бедняг, которые требовали особого внимания Низама, было меньше, чем считало большинство, а уж тех, кто мог вызвать личный интерес императрицы, вообще единицы.
Еще шесть лет назад все было по-другому. А потом камеры пополнились соратниками Люция. Информация, добытая Низамом, оказалась эффективной при определении зачинщиков и единомышленников.
Нерисса считала, что эти дни прошли, однако недавние беспорядки в Каристосе обеспокоили как ее, так и советников. Брат Никос сразу же перевел вину на Федерацию Седдона и в особенности на леди Исобель, которую обвинил в подстрекательстве и тайном сговоре со всеми, кто противился режиму императрицы.
Правительнице нравилась леди Исобель, или по крайней мере ей нравилось то, что она слышала о характере этой молодой женщины, и выводы, которые сделала после нескольких встреч в стенах дворца. Никос настаивал, что нужно избавиться от этого торгового представителя как можно скорее, однако больше никто из ее советников не видел в седдонийке угрозы. Многие не принимали ее всерьез из-за пола, считая, что не стоит упоминать о ней перед правительницей, которая также была женщиной.
Тем не менее находились и такие, кто хвалил Флёрделис и видел преимущества в сотрудничестве с ней и Федерацией. Начальник порта Септимус мог оправдать свою необъективность выгодными сделками с леди Исобель, которые уже неплохо набили его кошелек. Однако у Нериссы имелись свои причины наладить партнерские отношения между Седдоном и Икарией. Капитанам Федерации в море не было равных, маршруты, разрабатываемые ими, охранялись как государственная тайна. Прошлые попытки открыть все секреты неизменно терпели неудачу, тем не менее, каждый раз, когда корабль Седонна позволял икарийским купцам или солдатам ступать на борт, появлялись новые возможности добыть знания. Она не позволит лишить собственное государство перспектив исследования морских пространств. Нерисса решила действовать в отношении седдониики только в случае неопровержимых доказательств.