Монах пристально посмотрел в лицо друга и понял, что ведет себя по-дурацки. Он мог бы поклясться жизнью, что сержант не собирается причинять ему вред. Майлз имеет право на собственные тайны, и если он доверяет этим людям, то тогда брат не станет сомневаться в их искренности. По крайней мере сейчас.
Управляющий провел их через кухни, потом вверх по лестнице, ведущей из жилой части слуг в холл особняка. Остановившись у обшитой панелями двери, он постучал, а затем заглянул в комнату.
— Судья Ренато, ваши гости прибыли, — объявил управляющий, поклонился и жестом позвал мужчин последовать за ним в кабинет.
Джосан вздрогнул, когда дверь за ними закрылась.
Судья Ренато поднялся из-за стола и протянул руку, чтобы поприветствовать путешественников. Высокий человек, чьи плечи с возрастом ссутулились, радушно улыбнулся друзьям.
— Сержант, я вас помню. Надеюсь, поездка прошла без проблем?
— За нами никто не следил, — сказал Майлз. Когда монах стащил капюшон с головы, открыв лицо, глаза хозяина дома широко открылись от удивления.
— А это... — начал он.
— Это наш друг, который называет себя Джосаном, — ответил сержант.
— Для меня большая честь приветствовать вас в своем доме, — спокойно продолжил Ренато, хотя брату показалось, что тот изначально хотел сказать что-то другое. — Добро пожаловать.
— Как вы познакомились? — спросил монах.
— Мы встретились в трудные времена, тогда сержант оказал мне неоценимую услугу. Я остался у него в долгу и пообещал помочь, если потребуется помощь, — сказал судья.
Удачное объяснение. Под трудными временами можно понимать все, что угодно, начиная с мелкой ссоры на рынке и заканчивая кровавым восстанием шесть лет назад. Какую бы услугу тогда Майлз ни оказал хозяину дома, видимо, его поступок произвел столь сильное впечатление, что тот до сих пор его помнил.
Первоначальный шок судьи уступил место удовлетворению. Он то и дело потирал руки и облизывал губы, а пристальный взгляд концентрировался то на Джосане, то на сержанте. Было что-то неприятное в манере Ренато рассматривать их — монах чувствовал себя как будто на показе. Судья совершенно не походил на человека, готового отдать долг взамен ранее оказанной услуги, скорее он походил на зверя, готового наконец-то удовлетворить голод.
Возможно, отношения между Майлзом и хозяином дома сугубо интимны, и все, что он сейчас наблюдает, всего лишь похоть. Тогда это многое объясняет, в том числе и такой нездоровый интерес к нему самому — вероятно, старик видел в монахе потенциального соперника.
Хотя простыми физическими отношениями не объяснить, почему сержант знал тайные жесты, позволившие войти в дом через много лет после последнего посещения Каристоса. Подозрения возрастали с каждой минутой, особенно когда Джосан вспомнил собственные предположения, что Майлз — больше, чем простой солдат, которым хотел казаться.
— Должно быть, вы устали от столь длительного путешествия. Позвольте моим слугам проводить вас в комнаты, где можно освежиться. А вечером мы встретимся с вами за ужином и поговорим, чем я могу вам помочь.
Все время, пока говорил, Ренато смотрел на Джосана, и тот после долгого молчания ответил:
— Благодарю вас.
На звук колокольчика немедленно отозвался управляющий, который, должно быть, ждал в коридоре. Он отвел их в большую комнату, к которой примыкала большая ванная комната. После нескольких недель путешествия, когда купание заключалось в обтирании тела влажной тряпицей, наступило время смыть всю пыль и грязь и расслабиться в теплой ванне.
Когда монах возвратился в спальню, то обнаружил на кровати льняную тунику и хлопковые брюки. По высокому качеству шелковых лент, украшавших тунику, он предположил, что одежда когда-то была частью гардероба судьи. Туника села хорошо, поскольку Ренато был такого же роста, хотя брюки оказались великоваты, и единственное, что удерживало их на бедрах — шелковый шнурок.
Для Майлза также оставили одежду, правда, попроще чем Джосану, возможно, из-за разницы в размерах. Теперь путники выглядели под стать хозяину, которых приютил их под своим кровом.
Едва сержант закончил зашнуровывать сандалии, как мальчишка, встретившийся им ранее, вернулся, чтобы проводить в обеденную залу. Очевидно, судья был холостяком, поскольку у стола стояло только три стула.
Возможно, усталость от поездки или необычные события дня, который начался со страха перед арестом и закончился в качестве почитаемого гостя, сказались на состоянии монаха. Какой бы ни была причина, Джосан, потягивая желтое вино, все время ощущал нереальность происходящего. Ренато поинтересовался, как они устроились. Брат заверил судью, что комнаты просто восхитительны, снова отметив странную вещь: несмотря на то, что именно Майлз знаком с хозяином, одобрения тот искал у Джосана.