В Варшаве весной 1571 года началась мода на русскую одежду. Русские послы докладывали: «А сказывают: платья однорядки и кафтаны, и шубы, и шапки лисьи черные, и сапоги, и седла паны любят носить ныне в подражание московского обычая… А очень хочет, сказывают, королевна замуж за государя царя и великого князя». Имеется в виду последняя принцесса из рода Ягеллонов — Анна Ягеллонка. Царь якобы ей нравится тем, что «умом крепок и всеми силен, людьми, и казной, и вотчиной».
Несомненно, такие слухи звучали обнадеживающе, но смущал обычай выборов: конкуренция с другими кандидатами и необходимость договариваться с аристократией… Это было совсем не в российских политических традициях.
Статус польских и литовских королей в России ценили невысоко. Настоящий король — прирожденный государь, восходящий по Божьей воле на престол как представитель правящей династии. А когда короля избирает не Бог, а люди — разве это правильно? Бояре ворчали: «И то не исконное вечное королевство, а сажают на королевство короля паны по своей воле и держат его, как захотят, и кто укоряет государя, тот сам себе укоризну приносит».
Думается, русского монарха, вообще-то не отличавшегося нерешительностью, заставили воздержаться от активных действий его система ценностей и мотивация. Перед глазами Ивана Грозного был летописный пример князя Рюрика, основателя династии. Его тоже призвали, фактически выбрали древние новгородцы. А значит, так и надо восходить на трон: по приглашению будущих подданных. Если бы паны Великого княжества Литовского прислали такое челобитье от всей земли — то царь бы знал, что делать. Борьба группировок, в которой от царя требовалось всем угодить, чтобы понравиться и получить приглашение на престол, смущала и вселяла нерешительность. Где же здесь богоизбранность? Где Божья воля? Вместо нее — сплошное «мятежное человеческое хотение». Думается, что именно этот «диссонанс смыслов» удерживал царя от решительных действий.
Показательно, что участие Ивана Грозного в выборах активно обсуждалось в Польше и во всей Европе и не вызвало абсолютно никакой реакции в России. Польские выборы, кроме самого Ивана Грозного и его дипломатической службы, вообще никого не заинтересовали. Единственное упоминание содержится в Соловецком летописце 1580‐х годов: «Приходил из Литвы от всей земли посол к государю, Михайло Халабурда, просил на королевство царевича Федора, и государь им царевича не дал».
Между блистательным Парижем и могучей Московией: кто претендовал на польский престол
7 июля 1572 года умер король Сигизмунд II Август. У него не было детей-наследников. Мужская линия династии Ягеллонов пресеклась. На польский и литовский престол претендовали несколько кандидатов: император Священной Римской империи Максимилиан, его сын Эрнест, русский царь Иван IV, его сын Федор, шведский король Юхан III, французский принц Генрих Анжуйский.
Польская шляхта предъявила следующие требования:
— король не может по своей воле менять государственный строй, объявлять войну без согласия всех земель государства и т. д.; все вопросы, связанные с войной, он обязан согласовывать с рыцарством и шляхтой обоих народов;
— король не может самостоятельно, без консультаций с панами, вести переговоры и отправлять посольства;
— при короле учреждается Рада из шестнадцати сенаторов, с которыми он советуется по всем вопросам;
— король может распоряжаться казной только по согласованию с сенаторами;
— королю нельзя жениться без дозволения Рады и Сената.
Оставалось узнать, что по поводу этих требований думают кандидаты на престол.
Польская шляхта склонялась к кандидатуре Генриха Валуа. В посвященных ему одах и сонетах говорилось, что от прихода добродетельного Генриха московиты и татары будут трепетать, а поляки станут храбрее. На него возлагали надежды, что он построит флот на Балтике, разобьет московитов и турок. Французов интриговала тема прихода короля из высокоразвитой Франции в далекую Польшу, граничившую с варварскими Литвой, Московией и Татарией. К Речи Посполитой относились с симпатией и любопытством, но ставили ее однозначно ниже себя.
Паны Великого княжества Литовского больше склонялись к православному царю или его сыну. Впрочем, не стоит преувеличивать энтузиазм русинских кругов Литвы по поводу кандидатуры Ивана Грозного: его поддерживал очень узкий круг аристократов, да и то во многом из эпатажа, желания позлить поляков и т. д. Паны опасались, не придет ли в Речь Посполитую вместе с новым государем кровавая тирания по образцу недавней московской опричнины. Поэтому от царя Ивана шляхта ждала разъяснения его позиций по принципиальным вопросам: о сейме, шляхетских вольностях, правах собственности на имения, религиозной свободе и т. д. Если переводить на современный политологический язык, от царя ждали предвыборную программу, хотя, конечно, в ХVI веке такого термина не знали.