Первое российское плавание вокруг света

Каждый из матросов снабжен был достаточно бельем и платьем, выписанными большей частью из Англии; для каждого из них приказал я заготовить тюфяки, подушки, простыни и одеяла; сверх того, для большей благонадежности, еще запасное белье и платье. Корабельная провизия была вообще самая лучшая. Приготовленные в С.-Петербуге белые сухари не повредились через целых два года. Солонина взята была мною с. — петербургская и гамбургская; первая оказалась отменной доброты, так что чрез все время путешествия не повредилась нисколько. Поелику это был первый опыт, что мясо, посоленное российской солью, через три года пребывания во всех климатах, осталось неповрежденным, то признательность требует, чтобы имя приготовлявшего оное было известно. Это был Обломков, санкт-петербургский купец третьей гильдии.

Масла взял я малое количество, для того что оно между поворотными кругами обыкновенно портится и делается для здоровья вредным; вместо оного запасся довольно сахаром и чаем, как лучшим противоцынготным средством. Всего более к сохранению здоровья людей надеялся я на действие кислой капусты и клюквенного сока. Итак, казалось, что все приведено в надежную исправность, но к немалой заботе усмотрел я еще при нагрузке, а особливо в походе, что бочки были ненадежны; отчего и произошло, что многое испортилось прежде времени; особенно сожалел я о потере большей части кислой капусты, которой почти две трети принужден был бросить в море. Большую часть сухарей, по недостатку на корабле места, должны были переложить в мешки, хотя и опасались, что оные в таком состоянии подпадут скорейшей порче.

Главнейшее затруднение в приготовлении моего корабля состояло в наблюдении сугубой выгоды; хотя корабль и принадлежал императору, однако он позволил Американской компании, как выше упомянуто, нагрузить его по возможности своими товарами, о количестве коих, равно и о назначенных в Японию подарках, не мог я прежде получить точного сведения; особливо же о последних оставался до самого конечного времени в неизвестности. Мы находились уже на рейде, но и тогда привозили еще из С.-Петербурга многие вещи. Не имея для погрузки оных места, пришел я в немалое затруднение. Обстоятельства принудили меня при сем случае взять такие меры, которые впоследствии могли быть неприятны, а именно я должен был оставить девятимесячную провизию солонины, сухарей и немалое количество такелажа; невзирая на то, корабль был так наполнен, что не только служители помещались с теснотою, опасною для здоровья, но даже и самый корабль во время крепкого ветра мог от излишнего груза потерпеть бедствие.

Если бы груз и провизия, также и назначенные в Японию подарки, доставлены были в Кронштадт благовременнее, тогда бы можно было легко расчислить, сколько чего с удобством поместится; но сверх позднего отправления, еще и беспрестанные западные ветры причиняли в привозе вещей из С.-Петербурга немалую остановку. Находясь на рейде целые три недели, могли бы мы иметь довольно времени перегрузить корабль, но ежедневное ожидание посланника учинить того не позволяло; притом предоставлял я себе сделать сие в Копенгагене, где и без того надо было перегружаться, потому что надлежало взять нам 80 оксотов французской водки и поместить на корабле нашем.

Во время стоянии на Кронштадтском рейде часто посещали нас многие из С.-Петербурга; причем оказываемо было великое удивление, что мы с таким тяжелым и, следственно, опасным грузом дерзаем пускаться в столь далекое путешествие. По донесению моему графу Румянцеву о весьма ненадежном нашем положении, прибыл он августа 2-го числа, вместе с товарищем министра морских сил на мой корабль, чтобы изыскать средства к отвращению помянутого неудобства. Они рассудили, что облегчение корабля должно сделать в Копенгагене, снятием с него такого груза, какой покажется излишним. В рассуждении же тесноты на оном положено, что из числа 25 офицеров пятерых отменить, из числа тех, кои в свите посланника находились волонтерами.

Хотя рвение господ сих было так велико, что они охотно соглашались отказаться от всех удобностей и быть наравне с матросами, однако я не мог принять сего как потому, что почитал крайне жестоким исключение благородных воспитанных юношей из своего общества, так и потому, что служители и без того стеснены были чрезмерно, и я охотно желал бы для доставления им лучшего покоя несколько из них оставить, если бы число оных не было мало. После такого распоряжения министров мог я почитать себя совершенно готовым к отходу; почему отдав капитан-лейтенанту Лисянскому сигналы и предписания, как поступать в походе и в каких местах и случаях разлучений опять соединяться, ожидал только благополучного ветра.