Я — вот… Я — здесь: студент московский,
Я — на подъезде…
Люстры свет.
И — Алексей Сергеич П-овский…
И — сердца бег, и — сердца стук.
Сердца — бегут; на звуки… Верьте,—
В субботу вечером наш круг
На Симфоническом концерте…
Проходят, тащатся, текут;
Вокруг — шпалеры кавалеров:
Купцов, ученых, мильонеров
(Седых, муругих, пегих, серых!);
Марковников профессор — тут;
Бурбон… И — рой матрон «мегерых»,
И — шу-шу-шу, и — ша-ша-ша,
И — хвост оторван: антраша…
Багровая профессорша;
За ней в очках профессор тощий
Несет изглоданные мощи
И — злое, женино, боа;
Вот туалет Минангуа:[20]
Одни сплошные валансьены;
И — тонкий торс; и юбка «клошь»,—
Не шумно зыблемая рожь,
Не шумно зыблемые пены;
Блистая ручкой костяной,
Взлетает веер кружевной…
О, эти розовые феи!..
О, эти голубые!.. Ишь —
Красножилетые лакеи
Играют веером афиш.
Графиня толстая. Толстая,
Уж загляделась в свой лорнет…
Выходит музыкантов стая;
В ней кто-то, лысиной блистая,
Чихает, фраком отлетая,
И продувает свой кларнет…
Возня, переговоры… Скрежет:
И трудный гуд, и нудный зуд —
Так ноет зуб, так нудит блуд…
Кто это там пилит и режет?
Натянуто пустое дно,—
Долдонит бебень барабана,
Как пузо выпуклого жбана:
И тупо, тупо бьет оно…
О, невозможные моменты:
Струнят и строят инструменты…
Вдруг!..
Весь — мурашки и мороз!
Между ресницами — стрекозы!
В озонных жилах — пламя роз!
В носу — весенние мимозы!
Она пройдет — озарена:
Огней зарнёй, неопалимей…
Надежда Львовна Зарина
Ее не имя, а — «во-имя!..»
Браслеты — трепетный восторг —
Бросают лепетные слезы;
Во взорах — горний Сведенборг;
Колье — алмазные морозы;
Серьга — забрежжившая жизнь;
Вуаль провеявшая — трепет;
Кисей вуалевая брызнь
И юбка палевая — лепет;
А тайный розовый огонь,
Перебегая по ланитам
В ресниц прищуренную сонь,
Их опаливший меланитом,—
Блеснет, как северная даль,
В сквозные, веерные речи…
Летит вуалевая шаль
На бледнопалевые плечи.
И я, как гиблый гибеллин,
У гвельфов ног, — без слов, без цели:
Ее потешный палладии…
Она — Мадонна Рафаэля!
Пройдет, — мы, вспыхнувши, вздохнем,
Идиотически ослабнем…
Пройдет с раскосым стариком,
С курносым, с безволосым бабнем —
Пройдет, и сядет в первый ряд,
Смеясь без мысли и без речи;[21]
И на фарфоровые плечи,
Переливаясь, бросят взгляд —
Все электрические свечи.
И ей бросает оклик свой —
Такой простой, — Танеев-мейстер;[22]
Биноклит в ложе боковой
Красавец обер-полицмейстер.[23]
Взойдет на дирижерский пульт,
Пересекая рой поклонов,
Приподымая громкий культ,
Ее почтенный жрец, — Сафонов:
Кидаясь белой бородой
И кулаками на фаготы,—
Короткий, толстый и седой,—
Он выборматывает что-то;
Под люстры палочкой мигнув,[24]
Душой, манжетом, фалдой, фраком
И лаком лысины метнув,—
Валторну поздравляет с браком;
И в строгий разговор валторн
Фаготы прорицают хором,
Как речь пророческая Норн,
Как каркнувший Вотанов ворон;
А он, подняв свою ладонь
В речитативы вьолончеля:
— «Валторну строгую не тронь:
Она — Мадонна Рафаэля!»
И после, из седых усов
Надувши пухнущие губы
На флейт перепелиный зов,—
Приказ выкидывает в трубы;
И под Васильем Ильичом,
Руководимые Гржимали,[25]
Все скрипоканты провизжали,
Поставив ноги калачом.
Бесперый прапор подбородком
Попав в просаки — с'кон'апель,—
Пройдет по ноткам, как по водкам,
Устами разливая хмель;
Задушен фраком, толст и розов,
Ладонью хлопнув в переплеск,
Подтопнув, — лысиной Морозов[26]
Надуто лопается в блеск;
За ним — в разлив фиоритуры,
Бросаясь головой, карга
Выводит чепчиком фигуры:
И чертит па и вертит туры
Под платьем плисовым нога:
Дрожа, дробясь в колоратуры,
Играет страстная серьга;
Пятно всё то же щурым ликом
На руку нервную легло:
Склоняет Скрябин[27] бледным тиком
Необъяснимое чело,
И — пролетит скрипичным криком
В рои гностических эмблем,
Мигая из пустых эонов;
Рукою твердой тему тем
За ним выводит из тромбонов
Там размахавшийся Сафонов:
Кидаясь белой бородой
И кулаками на фаготы,—
Короткий, толстый и немой,
Как бы вынюхивает что-то;
Присядет, вскинув в воздух нос:
Вопрос, разнос во взгляде хитром;
И стойку сделавши, как пес,
Несется снова над пюпитром;
Задохнется и — оборвет,
Платком со лба стирает пот;
И разделяется поклоном
Меж первым рядом и балконом.
И постоит, и помолчит,
И по пюпитру постучит:
И — все листы перевернулись;
Сердца, как в бой, сердца — рванулись…
И вновь — вскипающая новь;
И вновь — всклокоченная бровь;
И вновь — пройдутся фалды фрака;
И стаю звуков гонит он,
Как зайца гончая собака,—
На возникающий тромбон.
Над пухоперою каргою,
Над чепчиком ее счернен
Жеребчиком мышиным — «он»,
Кто вьется пенною пургою
И льет разменною деньгою,
Кто ночью входит в пестрый сон
И остро бродит в ней — счернен —
Над ней, над нами, над вселенной
Из дней, своими снами пленный;
Он — тот, который есть не он,
Кому названье легион:
Двоякий, многоякий, всякий
Иль просто окончанье, «ий»,
Виющийся, старинный змий,—
В свои затягивает хмури,
Свои протягивает дури:
Он — пепелеющая лень
И — тяготеющая тень;
Как Мефистофель, всем постылый,
Упорным профилем, как черт,—
Рассудок, комик свинорылый:
К валторне черной он простерт;
Как снег, в овьюженные крыши,
Как в мысли, гложущие мыши, —
В мечты, возвышенные свыше,—
Бросает сверженную сушь:
Сухую прописную чушь;
Упавшим фраком ночь простерши,