Первое второе пришествие. Вещий сон

А результаты были уже налицо: расходящаяся молва, все больший ажиотаж на выступлениях (в одном из городов пришлось наряд милиции вызывать, чтобы утихомирить тех, кто не достал билета и рвался в помещение, но Петр узнал об этом, вышел и велел всех пропустить, если согласны стоять и вести себя тихо, — и все не шелохнулись, стояли три часа); начала помаленьку откликаться и местная пресса, и даже центральная. Писали осторожно — как об еще одном целителе, о непознанных силах человеческого естества и тому подобное, лишь — по странному для Петра совпадению — «Гудок» отнесся полностью иронически, делая упор не на исцеления, которые производил Петр, а на странные слова его помощника, или кто он там, на странные его намеки, поэтому статья была озаглавлена: «Очередное второе пришествие». Бойкий журналист писал в том смысле, что апокалиптическое мышление нынешних людей, кем-то явно формируемое, провоцирует их на ожидание чуда; объяви сейчас себя любой авантюрист Христом, объяви о грядущем незамедлительно конце света — и у него обязательно найдутся сторонники, последователи, клевреты и апостолы.

В Полынске многие прочли эту статью, но с исчезнувшим Петром Салабоновым не связали, фотографий же Петра не было ни в «Гудке», ни в других газетах: Никодимов запрещал снимать его.

И вот позади два месяца времени, тысячи километров расстояний, восемнадцать городов, десятки переполненных залов.

— Что теперь? — спросил Петр.

— Ага! — воскликнул Никодимов. — Во вкус вошел?

— Он не во вкус вошел, — не преминула сказать Люсьен, — ему долг велит. А был бы ты человеком, ты бы дал ему отдохнуть, он с ног валится.

Петр, правда, чувствовал себя уставшим — но одновременно и необычайно возбужденным.

— Теперь, друзья мои, в Москву! — заявил Никодимов. — Почва подготовлена, хватит по провинциям шиваться. В Москву! А там, глядишь, и выступление по телевидению, а может, и за рубеж пригласят. — Глаза Никодимова сверкнули. — Да мало ли! В Москву, в Москву, как сказано у Чехова, чего ты, Петруша, конечно, не помнишь, — фамильярничал захмелевший от удач Никодимов. — В Москву! Она слезам не верит, но чудесам верит пока! О, Москва, старая кошелка, вселенская стерва! Москва, гноище благоуханное, Москва, рубище с позументами, Москва, гордячка в муаровом платье, но с драными чулками и потасканным бельишком, Москва, богачка, считающая тайно каждый медяк, Москва, скопище снобов, дураков от рождения, дураков по призванию, дураков по службе, дураков из интереса, умных, работающих под дураков, и дураков, работающих под умных, Москва, валютчица и спекулянтка, Москва, презирающая чужаков и готовая пресмыкаться перед ними… — И долго, долго еще, никак не меньше получаса, говорил Никодимов о Москве, приголубливая ее и так, и этак, подбирая ей самые разные, большей частью нелестные эпитеты.

Видно, чем-то Москва ему насолила.

Теперь он собирался взять реванш, но, кажется, поспешил. Связавшись с Москвой, он узнал, что на рынке мероприятий, основанных на массовом сборе денег с населения, в настоящее время кризис перепроизводства: слишком много экстрасенсов, шаманов, адептов как белой, так и черной магий, астрологов и прочая, и прочая.

— Это все фигня! — кричал в телефон Никодимов знакомому менеджеру. — Тебе разве мой представитель не намекнул?

— На что?

— Ну, что у меня не просто экстрасенс, а… — Никодимов помялся, сплюнул мысленно через левое плечо и ошарашил открытым текстом: — Иисус Христос у меня. Это тебе — не товар?

— Есть уже, — спокойно ответил менеджер.

— То есть?

— Очень просто. Шляется по Москве, выступает, толпы за ним ходят, в общем, натуральный Иисус Христос. Я с него, что мог, уже поимел.

— Да это халтура, это самодеятельность! Я тебе серьезно говорю, без дураков, ты меня знаешь, у меня настоящий Иисус Христос! Ты бы видел, что он делает!

— Я сказал: не надо! — И менеджер повесил трубку.

Никодимов после этого разговора долго не мог прийти в себя.

Но Петру, а тем более Люсьен, ничего не сказал. Решил ехать в Москву на свой страх и риск, сориентироваться на месте и действовать по обстоятельствам.

В одночасье собрались и вылетели.

14

Не только святое место пусто не бывает, но и всякое другое вообще.

Если где-то исчез, например, сумасшедший, значит, где-то появилась ему замена — или даже не где-то, а в этом же пространстве.

Иван Захарович выздоровел, стал нормальным, хотя и попал в сумасшедшую палату, специально для него оборудованную, — и тут же Полынск приобрел нового психа.

Которого, впрочем, никто не разглядел.

Им оказался потомственный железнодорожник, ступорщик по профессии, Григорий Разьин.

Болезнь развивалась в нем долго и произошла от того, что он был увлекающимся человеком.