Первое второе пришествие. Вещий сон

По правде сказать, Антон не имел привычки бегать и в ту пору, когда у него были здоровые ноги. Да и родители его были не столь бестолковы, сколь неторопливы, слишком просты и доверчивы. Отец Антона Василий Антонович Прохарченко работал на конюшне городского ипподрома и вот однажды, выпивая в винном подвальчике вечером, наткнулся слухом на рассказ человека, щедро сорящего деньгами, о какой-то необыкновенной службе. Оттеснив прочих, Василий Антонович стал выспрашивать подробности. Человек с удовольствием рассказал, что жил он в селе Золотая Долина и зарабатывал в заказнике-заповеднике тем, что держал лошадь. «Содержал, значит?» — уточнил Василий Антонович. «Содержали другие, а я держал!» — сказал человек. То есть, когда приезжавшее начальство желало сняться в конном виде, он должен был держать за повод лошадь и при этом не попасть в кадр, значит, повод длинный, и удерживать лошадь приходилось даже не на поводу, а на одном авторитете. Но это еще не все. В речку Ельдигчу впадает живописный ручей шириной в устье около семи с половиной метров. И вот держатель лошади, облачившись в подлинный костюм начальника, перепрыгивал с лошадью через этот ручей, а потом получалась фотография, что это сам начальник прыгает через ручей. «Комбинированная съемка!» — объяснил держатель лошади. Но он устал от этой работы, от постоянного пьянства и шальных денег и вот уезжает навсегда к чертовой матери в Нерюнгри, где у него любимая женщина, которая ждет его вот уже шесть лет и присылает письма по три штуки каждую неделю до востребования. «Хочешь — валяй на мое место! — предложил он Василию Антоновичу. — Как специалиста возьмут за милую душу! Тут же дом тебе выделят, огород и все такое!»

И Василий Антонович, деревенский уроженец, тоскующий по земле, загорелся, в одночасье собрал семью и имущество, сдал государству квартиру безвозвратно и безвозмездно и явился в Золотую Долину. Долго, очень долго смеялось над ним местное начальство: в современно-индустриальном совхозе никогда не бывало ни одной лошади, даже егеря заказника-заповедника ездят на мотороллерах, а зимой — на мотосанях. Но вникнули в положение Прохарченко и вообще призадумались. И выделили ему таки дом с огородиком и купили лошадь в самом деле. И Прохарченко действительно стал держать лошадь за повод, когда приезжало начальство, и оно с удовольствием снималось в конном виде. Прыгать, правда, не пришлось, потому что никакого притока у Ельдигчи не оказалось, она и сама во многих местах была даже уже семи с половиной метров, но из-за прибрежной густой осоки прыжка никак нельзя было осуществить. Когда начальственные времена кончились, Василий Антонович не потерял занятия, лошадь его оказалась полезной общему хозяйству села, и он всегда был при деле, поэтому мнение о его бестолковости основывалось не на сегодняшнем его вполне уважаемом положении, а на памяти о том, каким потешным образом он очутился в Золотой Долине. Директор же товарищества, бывший директор совхоза, Даниил Владимирович Моргунков в последнее время всерьез обдумывал предложение Гнатенкова о создании в селе казачьего круга (с конницей), о приписке к казачьему сословию — с тем, чтобы побрататься с великими казачьими кругами, донским или днепровским, или какие там есть еще, чтобы посетовать на свое сиротство среди инородного населения и попросить гуманитарной помощи. Составлять подобные просьбы с пунктами и подпунктами, со ссылками как на объективные, так и субъективные обстоятельства Моргунков наловчился еще в государственное время. Но его смущало: не потребуют ли донские или днепровские казаки их репатриации или, наоборот, не захотят ли подкрепить сиротствующее казацкое племя своей живой силой, расселив ее на пустующих плодородиях Золотой Долины?..

Антон был в отца — доверчив. Когда в армии его ранило на учениях, хирург в госпитале пошутил: «Помещен ты сюда, солдатик, как самострел, то есть членовредитель. А есть никому не известный секретный приказ министра обороны номер шестьсот шестьдесят шесть „б“ оперировать членовредителей без наркоза. Готовься!» «Я не сам, меня другой…» — робко возразил Антоша. «Другой? Да знаешь ли ты, что этими словами разглашаешь военную и государственную тайну, нарушая священную воинскую Присягу? — закричал хирург. — Тебя тем более надо без наркоза резать, приказ номер шестьсот шестьдесят шесть „в“!» «Ну, режьте», — сказал Антон, закрыв глаза и стиснув зубы. Хирург так удивился его характеру, что и в самом деле решил попробовать провести операцию без наркоза и начал, но пришлось все-таки применить наркоз, потому что у Антона от болевого шока сердце стало замирать, хотя он и не пикнул.

После армии он жил как-то равнодушно, спокойно — так всем казалось, — будто ничего на свете его не интересует. Все свободное время пропадал на чердаке, что-то там делал, никого туда не пуская.

Как бы то ни было, он выбран Катей, свадьбу назначили на конец лета.

К Антону приставали, спрашивали, о чем он говорил с невестой. Он отмалчивался.