Первое второе пришествие

– Сметнем в очко? – предложил он Ивану Захаровичу.

Иван Захарович сначала вознамерился взять и порвать карты, но подумал, что игра ведь будет не на деньги, на интерес, не грешная. Только не в очко: воровская игра. В дурачка, милое дело, забава чистых душой старушек.

Семнадцать раз подряд обыграл Петр Ивана Захаровича, поскольку, благодаря своей памяти, всегда знал, какие карты вышли из игры, а какие остались.

– Видишь, – сказал Иван Захарович, – какие у тебя способности! Это тоже неспроста.

– Да иди ты, – ответил, скучая, Петруша.

– Нехорошо, – сказал Иван Захарович. – Ты должен свои грубости забыть. Тебе перед народом выступать предстоит. Проповедовать.

– Ага, разбежался! Не смеши ты меня, Христа ради! Ну, научусь я говорить. А дикция?

– То есть?

– Дикция! У меня же «рррэ» – слышишь? – с картавинкой!

Иван Захарович удивился.

– Не замечал, – сказал он.

– А ты заметь! Ехал грека через реку, видит грека – в реке рак! – прокричал Петр. «Р» было у него не то что картавым, а, как сказал бы Петр, если б знал это слово, – грассирующим.

– Да, – задумался Иван Захарович. – Значит, еще один знак. Еще один знак Господь тебе дал, – чтобы ты речью своей отличался от прочих других! Среди евреев картавых много, а Иисус ведь еврей по человеческому происхождению. Значит, в некотором роде, по особенности речи, ты, можно сказать, тоже в некоторой степени еврей. А?

Петр на это только руками в изумлении развел. Посмотрел потом на небо, поковырял ногой землю и заявил, глядя прямо в глаза Ивану Захаровичу:

– Жрать хочу! Не Христос я! Не могу терпеть. Хочу жрать, ясно? Иду домой. Как раздолбаю десяток яичков, как зажарю на сковородочке, как замолочу!

– Яичницы я тебе, конечно, предложить не могу, – опустил глаза Иван Захарович, словно ему было чего-то совестно. – А вот… – И неведомо откуда достал кусок ржаного хлеба. Хлеб был в тряпице и не зачерствел еще. – На, – сказал Иван Захарович и протянул Петруше, так и не поднимая головы; чувствовалось, как все его существо напряглось и насторожилось.

Петруша все понял.

– Искушаешь, значит?

– Искушаю, – шепотом сказал Иван Захарович.

– А кто тебе такое право дал? Ты дьявол, что ли, так твою так? Или заместитель его? Не много ли на себя берешь?

– Прости, Господи, – прошептал Иван Захарович.

– Я тебе не Господи! – закричал Петр. – Я тебе не Господи, а есть не буду – на спор! Сам себе хочу доказать, вот и все! – И он взял хлеб и бросил его на землю.

– Подними, – тихо сказал Иван Захарович.

Петруша посидел, помолчал. Поднял хлеб, протянул Ивану Захаровичу. Тот завернул его в тряпицу, спрятал за пазуху.

– Всегда тут будет.

– Садист, – сказал Петр.

А уже вечерняя заря догорала.

– Вот и третий день прошел, – сказал Иван Захарович. – Дальше совсем легко.

Петр не поддержал ответом его бодрости.

Среди ночи их разбудили голоса и свет в лицо.

Милиция.

Откуда, зачем, почему?

Очень просто. Пустыня, где расположились Иван Захарович и Петр, оказалась в окрестностях города Заморьина, такого же захолустного, как и Полынск. Это не город даже, а ПГТ, Поселок Городского Типа. Но местные жители называли его городом. В подтверждение этого статуса сегодня ночью произошло по-настоящему городское преступление: угнали служебную машину, принадлежащую райкому партии. Хорошую машину, «Волгу» черного цвета. Причем с отягчающими обстоятельствами: по данным свидетелей, машину помогал угнать не кто иной, как сам шофер этой машины.

Милиция на чахлом «уазике» пустилась в погоню. Догнать, конечно, не догнали, хоть и видели вдали и два раза выстрелили в том направлении – и вот возвращались, спрямляя путь по проселку. И высветили фарами на повороте какое-то сооружение, какого здесь раньше не было.

Подъехали, увидели шалаш и двух бродяг.

– Возьмем? – посоветовался сержант Гавриилов с шофером, рядовым Внучко.

– А чё ж не взять? – одобрил шофер.

Они стояли перед бродягами, освещая их фонарями.

Бродяги терли глаза.

– Документы! – потребовал Гавриилов.

А документов меж тем ни Петруша, ни Иван Захарович не взяли. Зачем, мол, если по пустыне скитаться будем, – какому лешему показывать?

– Нету, значит, документов? – радовался Гавриилов.

– Да мы ходили тут… – заторопился Петр. – Мы это, мужики, мы к родственникам, это самое, на свадьбу, вот я, вот дядя мой, ходили на свадьбу, возвращались то есть уже, заблудились, из Полынска мы, проверить можно…

– Не лги! – вдруг громко, на всю окрестность сказал ему Иван Захарович. – Нельзя тебе лгать, неужели не понимаешь?

Петр умолк.

– А ты! – обратился Иван Захарович к сержанту Гавриилову, вытянув руку с обличающим перстом. – Ты! Знаешь ли ты, с кем ты говоришь?

Он, возможно, объяснил бы сержанту, с кем тот говорит, но не успел: рядовой Внучко, горячий еще от погони и желавший действий, тихо оказался сбоку и четко применил к Ивану Захаровичу прием ребром ладони по шее. Одновременно с этим, как бы одобряя и поддерживая действия подчиненного, Гавриилов выстрелил в воздух.