Первое второе пришествие

– Будет бардак! – сказал Сергей. – Премьер-министр должен решать, кому какую функцию выполнять. А премьер-министра утверждает президент, – сказал он, глянув на Петра.

– Выбрать, а не утвердить! – поправил Анатолий. – И на Петю не зырься!

– Функционер! – обругал Сергея и Диомид. Ему досадно было, что его, человека широкого ума, даже и не подумали применить в качестве зама по идеологии, хотя бы второго, а всучили ему паскудную молодежную секцию. Оскорбительно даже.

И он сказал:

– В таком случае начинать надо сверху!

????????????

– Тогда уж выбирать сначала президента, то есть, тьфу, Иисуса, конечно.

– Окстись! – вскричал Сергий. – О чем ты? Иисус один – и другого быть не может!

– Отзынь, отче! – ответил Диомид. – Сам понимаешь, важна идея Христа, а не сам Христос. В сущности, Христом может быть кто угодно, поскольку другим – все равно. Им идея Христа важна, идея, понимаешь меня? Идея мессии, как тебе известно, появилась раньше Христа. Точно так же, как идея фашизма появилась раньше Гитлера, идея коммунизма – раньше Сталина. Из чего можно сделать вывод, что всякая идея вредна! – попутно осенило Диомида.

– Ты с кем… с кем сравниваешь? Богохульник! – даже посинел Сергий. – Господи, уничтожь его! – обратился он к Петру.

Петр молчал.

А Диомид уже быстренько нарвал 14 кусочков бумаги, отщипывая их от случившейся под рукой газеты «Гудок».

– Смотрите все! Бумажки пустые, а на одной – ставлю крестик. Все видели? Теперь отвернитесь, я скатаю, и будем тянуть.

Все отвернулись. Диомид скатал бумажки, бросил в шапку, потряс, положил шапку и отошел.

– Прошу!

Бросились к шапке, разобрали бумажки, хлопая друг друга по рукам, если кто хватал сразу две. Пряча друг от друга, разворачивали. Пусто, пусто, пусто…

– Что ж… – произнес вдруг в тишине Диомид скромным голосом. – Судьба есть судьба… – В его руке была бумажка с крестиком.

– Врет! – весело сказал Анатолий. – Подделка! – И предъявил свою бумажку, на которой тоже был крестик.

– А в шапке еще осталась, кто-то не брал! – крикнул Кислейка. Схватил бумажку, развернул. На ней тоже был крестик.

– Ах ты, сука… Шулер ты рваный… – в который уже раз пошел Анатолий на человека…

– Погоди! – остановил его Сергей. – Всякий жребий – это не дело. Надо выбирать нормальным способом. Тайным голосованием. Каждый пишет свою кандидатуру, бросает, подсчитываем голоса – вот вам и будет Христос.

– Только без него! – сказал Илья, указывая на Петра. – Он на меня действует. Пусть он выйдет.

Петр вышел, усмехнувшись.

После утомительной, хоть и недолгой, процедуры все формальности были соблюдены, Кислейку посадили перед шапкой, он вынул оттуда тринадцать бумажных катышков. Стал разворачивать…

– Петр… Петр… Петр… Опять Петр…

Во всех тринадцати записках было имя Петра.

Диомид вышел из вагона, чтобы позвать Петра.

Но у вагона его не было.

Диомид зашел в соседнюю половину к Лидии.

– Заходил. Ушел, – сказала женщина с грустью.

Диомид вернулся.

– Ушел Петр, – сказал он. – Нет Иисуса с нами. Сволочи мы.

– Это уж как водится, – согласился Анатолий.

13

Петр шел один, пешком, к городу Сарайску.

Ему было легко и весело, хоть и грустно.

Грустно – от грусти за апостолов.

А легко и весело – от радости.

У него даже сердце дрожало от нетерпения.

Сегодня, вот сейчас, он понял, почему не испугался, когда понял, что он – Иисус Христос. Ведь должен был испугаться, а не испугался. Он раньше боялся почувствовать себя Иисусом Христом, потому что боялся, что испугается. Ему и так жилось хорошо, зачем ему еще быть Иисусом Христом? Он жил не хуже других людей – не в смысле внешнем, а в смысле внутреннего состояния, он был в ладах со своей душой, он был приятен себе, то есть он жил даже лучше других людей: радостно.

Но вот он почувствовал себя Иисусом Христом и почувствовал, что его прежняя радость по сравнению с теперешней – все равно что комариный писк по сравнению с пением серебряной трубы в поднебесных небесах.

Он чувствовал себя в этом мире совсем иначе; не просто – дорога, по которой иду, а вон дом, а вот кусты, – он видел за домом и кустами пространства и города, и за этими пространствами и городами еще пространства и города, словно земля перестала быть шаром и развернулась вся – как на ладони; издали все мелко, неразличимо, поднесешь к лицу: вон, вон вышагивает мимо кустов, отбрасывая длинную тень, Петрушка Салабонов, Иисус.

Удивительные мысли обуревали Петра.

Кто из людей, думал он, не знает, где правая, а где левая рука? Кто не различает, когда приходит утро, а когда наступает ночь? Так же проста и мудрость моя, мудрость Христа, и знанием своим каждый человек равен Христу.

Значит, каждый из нас может стать Христом, ибо каждый – свеча в руке Божьей. Мне просто повезло, что родился от этой матери.

А не Христом – так Магометом, Мессией, да кем угодно!

Нет, не безнадежна жизнь, если в ней появился я, думал Петр без всякой гордости, думая как о факте.

Петр думал о завтрашнем дне.