Первое задание (СИ)

- Его настраивать надо! И у меня нот нет вообще никаких!

- Он настроен. Кейс с нотами, как ты их называешь, стоит в прихожей.

Все предусмотрел, зараза. Только на кой тебе понадобилось усаживать меня за рояль? Я же ж реально ничерта не помню – как пошла работать, так и забросила заниматься совсем...

Под бдительным присмотром Локи я вернулась к себе, переоделась в майку и шорты и вернулась к роялю. Красивый. Винтажный. Для меня – огромный. Я за таким сидела раз в жизни – в четвертом классе музыкальной школы был детский концерт в филармонии, и мы играли с Ленкой в четыре руки полонез Огинского... Ленка... где ты сейчас, интересно... Как давно все это было...

Я села на мягкий стул без спинки и подняла крышку, коснувшись пальцами белых и черных клавиш. Как приятно они холодят кожу... Прикрыв глаза, я попыталась сосредоточиться и вспомнить хоть одну гамму.

Я нажала на несколько клавиш и вздрогнула от раздавшегося звука. Чистого, звонкого. Воскресившего в памяти то время, когда мама гоняла меня от большого черного пианино с золотой надписью “Сибирь” на корпусе и ругалась: “Перезанимаешься!”. К горлу подкатил комок, и я закусила губу. Локи снова умудрился зацепить во мне ту струну, которую я прятала и боялась потревожить.

Ну что ж, я вспомню. Не для него. Для себя. Музыка была моим наркотиком задолго до того, как им стала медицина. И это не значит, что она перестала действовать.

Пробежавшись пальцами от “до” до “си” и обратно, я выдохнула. В голове всплыли слова из песни, обожаемой мною с глубокого детства. Я часто ее играла, очень часто... Я вспомню... Не надо мне никаких нот, я сама вспомню...

По моему ощущению времени, я сидела уже около трех часов, вспоминая и подбирая мелодию. Пальцы не слушались, периодически не попадая по клавишам, сбивая дыхание и заставляя меня начинать все сначала.

- Агата.

- Что?

- Отвлекись.

- Не мешай.

- Агата.

- Не мешай, пожалуйста!

Черт, как же у меня пальцы окостенели за все это время, что я не играла... Как же мне хочется оживить тебя цельной мелодией, а не куцыми обрывками, да еще плохо сыгранными...

Я в очередной раз закрыла глаза и воскресила в голове строчки стихотворения:

Между мною и тобою — гул небытия,

звездные моря,

тайные моря.

Как тебе сейчас живется, вешняя моя,

нежная моя,

странная моя?

Если хочешь, если можешь — вспомни обо мне,

вспомни обо мне,

вспомни обо мне.

Хоть случайно, хоть однажды вспомни обо мне,

долгая любовь моя.

А между мною и тобой — века,

мгновенья и года,

сны и облака.

Я им к тебе сейчас лететь велю.

Ведь я тебя еще сильней люблю.

Как тебе сейчас живется, вешняя моя,

нежная моя,

странная моя?

Я тебе желаю счастья, добрая моя,

долгая любовь моя!

Я к тебе приду на помощь,— только позови,

просто позови,

тихо позови.

Пусть с тобой все время будет свет моей любви,

зов моей любви,

боль моей любви!

Только ты останься прежней — трепетно живи,

солнечно живи,

радостно живи!

Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи,

счастливо живи всегда.

А между мною и тобой — века,

мгновенья и года,

сны и облака.

Я им к тебе сейчас лететь велю.

Ведь я тебя еще сильней люблю.

Пусть с тобой все время будет свет моей любви,

зов моей любви,

боль моей любви!

Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи.

Счастливо живи всегда.***

Перед глазами всплыла старая-старая нотная тетрадь в красной обложке с портретом юного Ленина, куда, как в дневник, я записывала любимые мелодии и произведения. Даже сама что-то писать пыталась...

Руки снова легли на клавиши, и я вывела первую часть. Несмело, гораздо медленнее, чем нужно... Но без ошибки, режущей слух.

Глубоко вздохнув, я начала сначала, взяв нужный темп, борясь с дрожью в пальцах. Я не могу ошибиться. Я сыграю. Я помню****.

Я играла, шепотом повторяя слова в такт музыке.

- Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи. Счастливо живи всегда! – Последние строчки я произнесла почти в голос и удивилась, как органично они звучат в этой комнате. В моем исполнении. На русском языке.

- Что это было? – голос Локи выдернул меня из транса, навеянного музыкой, и я оглянулась.

Он стоял у дверей кухни с чашкой и смотрел на меня во все глаза. Он же понимает любой язык, я и забыла.

- Песня. Одна из моих любимых.

- Что это были за слова? Почему ты их шептала?

Точно, ты же еще и слышишь, как локатор.

- Потому что петь я не умею. А сыграть без слов я бы не смогла.

- Красивые стихи. Чьи?

- Роберта Рождественского. Был такой поэт. Он посвятил их жене перед своей смертью.

- Сыграй еще раз. Пожалуйста.

Локи просит меня? Что, действительно, так понравилось?

- Ладно, сейчас.

- Только не шепчи слова.

- Я не умею петь!

- И не надо.

Я пожала плечами и повернулась к роялю. Чуть наклонила голову, прошлась по клавишам слева направо, извлекая громкий, струящийся звук, и начала мелодию. Ты оказался прав, я вспомнила. Сама, без нот. А с нотами – вспомню еще больше. Как ты узнал, понял, что мне это нужно? Я ведь сама этого не понимала. Или тебе просто захотелось послушать, как я играю и играю ли вообще?