Вообще, сейчас, в спокойной обстановке, в кресле гостиной хорошо защищенного дома, свои собственные действия тоже выглядели... жестоко. Да, противник явно никогда раньше не дрался всерьез и допустил распространенную ошибку, которую на войне часто можно было наблюдать у неопытных слуг Волдеморта: решил показать свою крутость и сразу начал с Авады. С трясущимися от страха и не помышляющими о сопротивлении жертвами сработало бы, но в случае с готовым к бою волшебником с палочкой в руке идея эта была весьма неудачной, что Сириус и продемонстрировал. Вот только собственный выбор заклинания сейчас он никак понять не мог.
Во время войны он не наблюдал за собой привычек швыряться сомнительными проклятиями, вроде «Интесто Лацерис». Что министерство магии, что Орден Феникса — все они не очень хорошо относились к использованию заклятий, способных на нечто более неприятное, чем прямолинейные и незамысловатые «Ступефаи» и «Редукто». Разрывание внутренностей к таковым явно не относилось. Пусть даже для прекращения его действия было достаточно простого «Фините», хоть оно и не отменяло уже причиненного вреда, но заклинание это выглядело откровенной «черной магией», что очень сильно не одобрялось. Да и сам Сириус, вроде как, испытывал неслабое отвращение к подобному...
Пожалуй, стоило признать: ради защиты дорогих ему людей он готов если и не на все, то на очень и очень многое. В том числе и на то, чтобы в случае боя насмерть начать действительно биться насмерть, используя все имеющиеся у него средства, совершенно не задумываясь о принятой морали и законах.
Да уж, воистину, Блэк всегда останется Блэком, что бы он там о себе не думал.
Драка ведь действительно шла всерьез: враг сам задрал ставки до предела, начав со смертельного проклятия. Вот и Сириус тут же поддержал игру, попытавшись заткнуть его способом, наиболее надежным из тех, что в тот момент пришли на ум. Несмотря на длинную словесную формулу, его заклинание отлично исполнялось невербально, почти не теряя силы.
Вот чего он не ожидал, так это того, что добивать выведенного из равновесия противника будет не он, а находившиеся на его попечении дети. И уж добили так добили... Помниться, подобным образом они частенько пытались подловить его самого. Но если пару «обычных» заклинаний еще можно было остановить одним щитом, то вот две Авады подряд... Трудно так сходу придумать, что можно противопоставить подобному, если рядом нет надежных укрытий. Неудивительно, что столь быстрая и эффектная расправа произвела такое неизгладимое впечатление на двух других погромщиков. Сириус прекрасно помнил все сражения, в которых ему довелось принять участие. Готовность противника бить насмерть могла вызвать настоящий ужас у неопытных бойцов, вчерашних школьников, одним из которых он сам когда-то являлся.
Правда, если бы они успели опомниться, и не стояли, тупо вытаращив глаза, то еще неизвестно, как оно все обернулось бы, хоть сам Сириус и готов был при необходимости перейти к защите. Надо бы объяснить детям, что их действия были весьма рискованными, окажись враг чуть посмелее...
Стоп, он что, всерьез собирается учить их воевать? Хотя, они, похоже, и так считают себя живущими на войне...
* * *
Пробуждение было... В принципе, ничего необычного в нем не было. Если не считать того факта, что Гермиона рассеянно поглаживала его руку, лежавшую у нее на груди. Похоже, они, совершенно не задумываясь, отправились спать в одну комнату.
В ответ на осознание ситуации, от Гермионы пришла не оформленная в слова мысль, которая была чем-то средним между заверением в отсутствии какого-либо недовольства и сообщением, что ее подобное положение более чем устраивает.
«Можно чуть посильнее», — задумчиво прокомментировала она, когда Гарри, вспомнив пару «полезных советов», начал аккуратно совершать круговые движения пальцами.
— Знаешь, — со вздохом сообщила она спустя пару минут, — я надеялась, что подобных... потрясений у нас больше не будет.
Относительно спокойный школьный год действительно внушал надежду на спокойное будущее... Надежду, к которой сам Гарри относился скептически.
— Ты — неисправимый фаталист! — было объявлено в ответ на его мысли.
— Зато я почти не удивился и не расстроился.
Гермиона еще раз демонстративно вздохнула.
— Ну, я тоже не сказала бы, что так уж сильно переживаю...
Каких-либо особых угрызений совести никто из них не ощущал. Как и все враги, против которых они использовали смертельные проклятия, вчерашние погромщики совершенно однозначно объявили о своих намерениях. Жалеть своих несостоявшихся убийц не было никакого желания.
— Вот только мне не хотелось бы все это объяснять кому-то еще, — заметил Гарри.
Что-то подсказывало, что у широкой общественности подобные действия могут не найти понимания, если о них вдруг станет известно.
— Я как раз об этом и думала.
— И что нас, по-твоему, ждет? — задал он ожидаемый от него вопрос.
Конечно, можно было подумать обо всем и самому, или попробовать прислушаться к мыслям Гермионы, но Гарри не стал отказывать ей в удовольствии поделиться результами.