Первоначальное христианство

В римский период не было такого аппарата, при помощи которого можно было бы силой заставить соблюдать безбрачие. Соборы соперничали в строгости своих постановлений по этому вопросу, и многим епископам приходилось голосовать за правило, которому они в своей частной жизни не подчинялись. Что касается римской епархии, то она в то время только в обрядовом отношении имела первенство над другими провинциями. По преданию, епископ римский Виктор во II в. издал постановление об отлучении восточных общин, не подчинявшихся его решению о соблюдении пасхи; но его авторитета оказалось в данном случае недостаточно, и его преемники в течение столетий, по-видимому, также не сумели утвердить авторитет епископа.

В III в. карфагенский епископ Киприан, первый ревностный защитник епископства в церковной литературе, претендует только на первенство, отнюдь не на высший авторитет, главных епархий и первенства римской над прочими. Он считал епископов, даже всех пресвитеров, включая епископов, духовно равными. Это правило теоретически соблюдалось вплоть до IV и V вв., с тем только исключением, что к тому времени только епископу принадлежало право назначать на церковные должности — вначале то была прерогатива всей общины. Но внутренние и внешние условия вели к созданию иерархии.

Когда в III в. пуританская партия в римской церкви хотела рядом с другим епископом назначить своим отдельным епископом Новатиана, провинциальные епископы во главе с Киприаном яростно воспротивились этому и установили правило, что ни в одном городе не должно быть больше одного епископа. Власть епископов расширялась и другими путями. Скоро к ним перешло право принимать или не принимать новых членов общины; когда возник вопрос о том, как быть с христианами, отпавшими во время гонений, не было другого способа достигнуть единства образа действий, как только передав дело на решение епископов, действовавших, как правило, в основном единодушно.

В момент опасности они естественно боролись за единение; церковные соборы, начавшиеся во II веке и развившиеся в III в., были более или менее единодушны вплоть до утверждения церкви при Константине (313).

Только тогда, когда церковь, как целое, не имела больше оснований бояться язычников, разразились наиболее ожесточенные споры.

3. Гностицизм во втором веке.

В греческом тексте нового завета «секта» и «ересь» обозначаются одним и тем же словом — знаменательный факт, предупреждающий о неизбежных превратностях всякой новой идеи в религии. Всякий процесс размышления о чем бы то ни было, должен был привести к разномыслию между теми христианами, которых обратил Павел или Павловы послания.

Такого рода разногласия, неизбежно приводившие в среде ревнителей веры к злобе, относятся к первым проявлениям христизма. Как мы видели, главные ереси I в., заклейменные церковью позднее, в сущности, были независимыми культами, более древними, чем сам христизм; есть основания полагать, что ненавистные «николаиты» в апокалипсисе были в сущности последователями Павла.

Далее, в начале II в. первые еретики, о которых сохранились предания, были елкесаиты; а между тем, как мы видели, они были не ответвлением иезуизма, а самостоятельной единицей; их Христос был гигантским духом, а их учение представляло собой груду символизма. В языческом христианстве ересь начинается с так наз. гностикоз, претендовавших на высшее знание; так как некоторые гностики упоминаются уже в посланиях Павла и они же интерполировали синоптические евангелия (Матф. XIII, Мрк. IV, Лк. XII 49 сл.), не говоря уже о создании четвертого евангелия, то их можно отнести к «первым христианам». Скоро, однако, у них начинают появляться заметные отличия от христизма нового завета.

При сравнении ранних гностических учений с учением Павла обнаруживается, что они имеют с ним гораздо больше общего, чем с иудейским иазуизмом, от которого они откололись.

Поэтому не лишено вероятия, что гностический христизм, как и павловский, древнее евангельского, иудейского по происхождению. Самаритянские «симониане», по всем видимостям, были не еврейскими «дохристианскими» христистами; а позднее гностики имеют много точек соприкосновения с самаритянами.

Как и Павел, гностики не знают никакой биографии Иисуса; но в то время, как Павел явно говорит о живом человеке Иисусе, хотя он и не описывает его, гностики обычно прямо объявляют его только божественным призраком[15], имеющим лишь внешнее сходство с человеком, но незапятнанным прикосновением материи, считавшейся у гностиков символом всякого зла.