Первоначальное христианство

Нужда в серьезной научной работе по истории христианства чувствовалась уже давно. Накопилась обширная литература о возникновении христианства и в особенности о мифологичности Христа. Запросы масс растут и предъявляют к воинствующим атеистам требование объяснить христианство в целом, а не только первые его шаги на исторической сцене. Книга Робертсона частично заполняет пробел. Она является полезнейшим руководством для изучения истории христианства и для разоблачения его классовой сущности.

ЧАСТЬ І. ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ХРИСТИАНСТВО

ЗАЧАТКИ.

1. Клубок источников.

Началом древней истории религии, так же, как и истории народов, почти всегда служит миф. Примитивная фантазия ищет божественного, достойного поклонения, основателя не только для жизни и вселенной в целом, но и для отдельных культов и установлений, племен и государственных образований. В известном смысле можно сказать, что история, как наука, начинается лишь с того момента, когда возникающее с течением времени стремление к точному наблюдению подрывает доверие к этим наивным поискам первопричины или берет их под свой контроль.

Такого рода наблюдение и контроль устанавливается со стороны враждебных умственных течений; так, например, религия Магомета с самого начала должна была выдержать ожесточенную борьбу с соперничавшими вероучениями, и его собственное писаное учение вынуждено было поэтому отвергнуть идею обожествления пророка. В некоторых из раннехристианских сект, выработавших довольно развитые независимые культы, их основные начала сложились под давлением критики со стороны основного христианского течения. Но все же и в таких случаях, как мы это особенно наблюдаем на манихейском движении, мифотворческий процесс частично ускользал от враждебного контроля, а более ранние образования еще менее подвергались критическому анализу.

До того времени, когда христианство, унаследовав литературные и политические методы, воплощенные в греко-римской цивилизации, приняло известные в истории организационные формы, вряд ли можно принять на веру какое бы то ни было предание о возникновении культа, даже если это предание не связано с каким-либо сверхъестественным учителем: полет мифотворческой фантазии при отсутствии постоянной критики не знает предела. В Будде, Зороастре и Моисее их мифический характер только менее явно проявляется, чем в Кришне, Геракле или Озирисе. О христианском культе можно, в лучшем случае, сказать лишь, что он находится на границе между историческим и не историческим преданием, и даже защитники его в наше время, поскольку они люди мыслящие, вынуждены признать, что в истории первоначального христианства содержатся, по крайней мере, элементы мифа.

Древнейший памятник христианского культа, — очевидно, послания Павла, да и те сразу же вызывают сомнения, так как часть их подложна, т. е. по своему характеру отличается от остальных посланий или написана позднее, а прочие обнаруживают явные признаки интерполяции. Как бы то ни было, в том виде, в каком послания существуют сейчас, они странным образом обнаруживают незнание большей части евангельских рассказов и всего учения, приписываемого в евангелиях Иисусу.

Произведения Павла только в трех пунктах подтверждают легенды, принятые позднее христианской церковью: они обычно говорят об Иисусе, как о распятом и восставшем затем из мертвых; они содержат сообщение о тайной вечере в согласии с евангельским рассказом; наконец, они упоминают о «двенадцати» апостолах.

Что касается последних двух сообщений, то они встречаются в местах, носящих явные следы интерполяции; и если эти два пункта отбросить, то Павловы послания сообщают только о еврейском, по своему происхождению, культе, в котором распятый Иисус, называемый мессией, Христом или помазанником, фигурирует как спасительная жертва, но совершенно не выступает как учитель или даже только как чудотворец. Он только бог или полубог, воскресший из мертвых. В его честь совершается евхаристия, или религиозная трапеза, но нет никаких упоминаний о каком-либо учении, преподанном основателем религии. В этих посланиях нет также ничего, что дало бы нам возможность датировать их независимо от евангельских рассказов, которые, как это ни странно, не находят себе подтверждения в посланиях.

В этом отношении новый завет очень сходен с ветхим заветом. Если в книге Судей изображается стадия жизни иудеев, совершенно несовместимая с описаниями, которые Пятикнижие выдает за более древние, то и послания Павла рисуют этап в истории распространения христианства, несовместимый с более ранней стадией развития его, которую, якобы, дает евангелие.

В обоих случаях разумный вывод один: те документы, которые дают картину более раннего развития, в сущности не только написаны позднее, но и вообще представляют собой вымысел, даже когда они не говорят о сверхъестественных событиях. Этому выводу можно противопоставить только гипотезу о двух отдельных течениях в христианстве, не знавших или опровергавших одно другое.