Первопричина 3: СССР, любовь и магия (СИ)

Подхожу, по очереди целую девушек, Ольгу ещё и за попу трогаю, она после этого стесняется, что очень мило, так что устоять невозможно. Завожу их в дом… В этом плане девушки не стесняются. Проходят на кухню, моют руки. Маша ставит чайник и лезет в шкаф за чашками. Женя открывает и нарезает сразу два торта. Оля достаёт из пакета продукты. Быстро строгает салаты и делает бутерброды. Маша к тому времени замешивает тесто и начинает жарить блинчики. Что получается у неё ну очень ловко. Опыт сразу виден.

Сижу, любуюсь. Девушки составляют еду на стол и улыбаясь смотрят на меня. Но тут…

— Э-э-эу, — зевая заваливает на кухню практически голая Грибочкина. Практически, потому что из одежды на ней только стринги: — О! Всем привет. Вот это я вовремя проснулась. Без меня не начинайте. Я сейчас.

Игорёк, любимый, у вас лишняя зубная щётка есть?

— В шкафчике над раковиной. На верхней полке. В упаковке.

— Спасибо, — поцеловав меня в макушку шепчет Грибочкина. — Я быстро.

— Значит она живёт с нами? — смотрит на меня Ольга.

— Ты против? — ожидая истерики спрашиваю.

— Ни в коем случае, — мотает головой Громова. — Она прикольная. И красивая. И титьки как у меня. А…

— Я вот что хотела спросить, — снимая со сковородки блин как-то неуверенно начинает Иванова. — Тут такое дело… У родителей спрашивать стесняюсь. Моих сбережений увы не хватает. В общем… Я хочу увеличить грудь. Немного. На два размера чтобы хоть что-то было. А то почти единичка, когда у всех такие.

— Зачем? — искренне не понимая смотрю на неё.

— Чтобы не выделяться.

— Я тебя не понимаю. Маш, у тебя всё нормально. Нет, ты не подумай, мне не жалко. Я наоборот, с радостью. Вот только смысла в этом я вообще не вижу. Ты красивая, миниатюрная. Зачем тебе что-то увеличивать?

— Но ты же сам сказал что у меня груди нет.

— Тогда обстоятельства другими были. Я очень хотел чтобы вы отстали. А теперь…

— А теперь? — щурится Женя.

— А теперь я вас не отпущу.

— Здравствуйте, девочки, — шаркая по коридору зевает Таня. Как вдруг резко останавливается, поворачивается и круглыми глазами смотрит на нас.

— Доброе утро, Танечка, — улыбается Маша. — А мы тут похозяйничать решили. Ты долго не задерживайся. Блинчики остынут.

— Ладно… — мотает головой Таня.

— Нам нужен новый дом, — снимая очередной блин заключает Маша. — Такой чтобы спальня побольше, кухня, две ванные комнаты. Ну и большая детская. Это обязательно.

— И зал побольше, — улыбается Оля.

— Тогда и участок большой нужен, — подключается к разговору Женя. — Клумбы у забора, дорожки вымощенные камнем, детская площадка с песочницей.

— Всё уже решили, — подходя к нам улыбается Лена. — Ну что я могу сказать, наши мысли совпали на сто процентов. Только, пожалуйста, при Маше особо о детях не мечтайте. Для неё тема болезненная. Мне кофе, три с половиной ложечки сахара и сливок побольше. Я быстро.

Странно, но всё идёт гладко. Совсем гладко. Вспышек ревности нет, неприязни тоже нет, вообще, ни капли. Кроме того что Грибочкина ведёт себя слегка вульгарно и уже несколько раз пробежала по коридору голышом, никаких происшествий. Но самое главное — я. Мне всё нравится, меня всё устраивает. Боли нет, мысли не изворачиваются и не пугают.

Когда всё готово и все собираются за столом… Сидим, завтракаем, общаемся. Грибочкина намекает что всем желательно сходить в больницу и провести кое-какие тесты. Лена расспрашивает Иванову о каких-то женских делах. Ну и путаница… На: Маша, Машка, Машенька и Мария, отзываются как Грибочкина так и Иванова. Называть их по фамилиям неудобно, не чужие всё-таки. По имени отчеству тоже как-то не так.

Предлагаю решить и придумать ласковые прозвища. Что не получается. На Мухоморовну, товарищ главврач обижается. Иванова не хочет быть: мелкой, козявкой, куколкой. Обсуждение заходит в тупик. Начинаются споры в итоге которых Маша Иванова остаётся Машей, а Маша Грибочкина — Махой. Но на этом дело не заканчивается, спорят они на все темы.

Сижу, наблюдаю, радуюсь. Весело они ругаются. Совсем не обидно и беззлобно. А чтобы всё это не переросло во что-то большее.

— Идёмте гулять, — улыбаюсь им.

— Подожди, — мотает головой Грибочкина. — Мы ещё не решили. Значит так… Что значит гулять? Все вместе? А ты. А ты стесняться не будешь?

— А ты?

— Немного, — всхлипнув шепчет Грибочкина. — А… А обнимать тебя можно? А за руку держать? А если я тебя невзначай поцелую?

— Значит я поцелую тебя целенаправленно, — допивая кофе киваю. — Собираемся.

Девушки и женщины, убегают из кухни и несутся в нашу комнату. Я же, сижу за столом и думаю. О всяком, и о жизни тоже. Хрен с ним с правилами, обычаями и прочим. Выхода нет, я согласен, живу как все, наслаждаюсь. Но вот… Почему я соглашаюсь? Как будто кто-то взял, проник ко мне в голову и банально выключил: боль, все моральные установки, дурацкие мысли. Нет, собой я быть не перестал, я это я и тут сомнений нет. Но, если подумать… Тут двояко. С одной стороны жить без загонов, боли и цепляний за кем-то придуманные правила, легче. Легче, спокойнее, свободнее.