Первопроходцы

Попов поднялся щурясь. Рассвело. Из-за низких туч не понять было, какое время суток. На берегу толпились полтора десятка людей в одежде из кож и птичьих перьев. Их лица были покрыты узором татуированных родовых знаков, как у тунгусов, а из губ ниже уголков рта торчали клыки. Федот крякнул от удивления, протер глаза. Береговые люди не показывали признаков враждебности. Судя по всему, они приплыли на кожаной лодке, которая вверх дном сушилась на камнях. Попов, с укором взглянув на Елфима, перекрестился.

— Могли перерезать! — шепеляво пробормотал, мысленно вспоминая сказы бывалых сибиряков времен своей юности про людей безголовых, одноногих и одноруких, со ртом меж лопаток.

— Руками машут, торговать зовут! — смешливо взглянул на него Елфим.

— Буди Семейку! — приказал целовальник, стряхивая с глаз остатки сна.

Любопытство оказалось сильней усталости. Один за другим поднимались промышленные и беглецы Герасима, продирали глаза, таращились на инородцев, а те миролюбиво махали руками и показывали причудливые раковины.

— Спусти-ка нашу лодку, — приказал Федот племяннику, — возьми бисера, корольков да посмотри их товар. — Обернувшись к Дежневу, который, задрав нос, сквозь нависшие волосы таращился на диковинных людей, спросил с усмешкой: — Аманатов брать будешь?

Семейка потеребил бороду, не находя прямого ответа, глаза его растерянно потускнели.

— Так ведь не знаем, что у них, сколько и чьи, — пробормотал, неуверенно ежась и оправдываясь.

Сквернить первую встречу с неведомым народом ему явно не хотелось. На пару с Елфимом Меркурьевым в лодку сел бессоновский промышленный Фома Семенов.

— Буду глядеть на вас с коча! — напутствовал их Семен Дежнев, — если что, пальну картечью.

В другой лодке с разинутым до ушей ртом плыл племянник Попова Емелька Степанов. С судов за ними наблюдали с ружьями при тлевших фитилях. Это ничуть не смущало зубатых людей: похоже, они не знали огненного боя. Емелю с покрученником и Елфима с Фомой тесно обступили, едва они вышли на сушу, и восторженно завыли, увидев бисер и стеклянные бусы, стали совать свой товар: раковины, шкуры птиц, стрелы, наконец, догадались предложить несколько моржовых клыков средней и малой величины. Мена стала налаживаться. Посланные вскоре вернулись, а зубатые все не расходились, восхищенно разглядывая бисер и корольки.

— Зубы у них ненастоящие! — поднимаясь на борт, пояснил любопытным Емеля. — Дыры в губах, в них вставлены кости… Показали нам, что вокруг вода. Значит, мы на острове.

— А товар бросовый. Кроме моржовой кости, брать нечего.

Инородцы, поняв, что торг закончен, сели в лодку и стали выгребать из залива, бесстрашно болтаясь на волнах.

— Вдруг рыбий зуб привезут на мену, — разглядывал полученные клыки Елфим. — Маловаты. А меньше брать не велено. Я им показывал, что большие нужны, похоже, поняли. Бисер-то охотно берут.

Фома Семенов, поглядывая на Емелю, прыскал со смеху:

— На Емельку пялились, улыбались душевно, в зятья примеряли. Может, высадим? Приплывем лет через двадцать, а тут все рыжие.

— А что? — с удальством отвечал Степанов. — Высаживайте, если дядька позволит!

— А якутку кому?

— Не пропадет! Женка добрая и не брюхатится.

— Выбираться надо, чтобы не зимовать среди камней! — не принимая веселья, напомнил Федот.

— Куда? — с горькой усмешкой спросил Фома. Улыбка, мерцавшая в уголках его глаз, пропала, они застыли прямо и неподвижно, как у слепого.

За Федота ответил Пантелей:

— Да теперь уже только в одну сторону. Обратный путь заказан: через две недели в устье Колымы встанет лед.

Люди смущенно примолкли, услышав то, что было у всех на уме. Нечаянное веселье стихло. Такого долгого пути к Погыче никто не ждал. Зубатые люди наведывались в залив несколько раз. При высокой волне и сильном ветре, они бесстрашно ходили по морю на больших кожаных лодках. В каждой было по десятку гребцов, слаженно работавших веслами. Бисер и корольки потрясли их красотой, Емеля — своим видом, но больших моржовых клыков они везли мало.