Люди Попова запаслись пресной водой, вяленой рыбой и, молясь о встрече с ватагой, вышли в море с попутным ветром. При ярко-синем море и ясно-голубом небе было холодно, как в Студеном море, ночи сумеречны, но не темны. Коч под парусом долго шел в виду берега с белой, бегущей по нему волной прибоя. Желая сократить путь и поглядывая на компас, Федот стал править круче к полудню и вскоре потерял землю из виду. Со всех сторон были только медлительные, плавные и тягучие без ряби волны в цвет свинца. Коч скользил по ним, как по постному маслу, то зарываясь тупым носом в обгонявший накат, то задирая его.
Спутники Федота, тесно прижавшись друг к другу спинами, сидели под мачтой, грызли вяленую рыбу и молились. Вскоре показались знакомые горы, сверкавшие снегами. Потом из сизой дымки стал вырисовываться берег. Он был белым от снега с черной полосой отлива-прилива, со льдинами, лежавшими на верхней границе. Промышленные пошли вдоль него к югу и вскоре узнали места, откуда были унесены ветром.
Погода баловала. Мореходы без мук обошли мыс, которым заканчивался Носище Великого Камня, и взяли курс на север. С гор дул западник, но он часто менялся на прижимной и попутный ветры. Чтобы не унесло в океан, Федот держал коч вблизи скалистого берега. Светлым временем суток шли своей силой и парусом, ночами, которые были здесь темней тауйских, укрывались в бухтах и заливах, обильных рыбой и птицей. Коч упорно продвигался к северу, а устья реки, где осталась большая часть ватаги, все не было.
— Уговаривались же с Емелей, чтобы крест поставил! — ворчал Федот.
— Ничего! — ободрялись промышленные. — Весь август впереди!
Поставить крест Емеля не забыл. С коча увидели его, вошли в устье реки, бечевой и шестами поднялись против течения и увидели другое судно, вытянутое на берег. Неподалеку от него стояла изба без частокола, над крышей курился дымок. Навстречу прибывшим вышел Емеля, в его огненной бороде сверкала белозубая улыбка.
— А мы-то ждем! — раскинул руки. — На гору лазили смотреть вас — не углядели… А Богдашка пропал вместе с пищалью. — Лицо племянника искривилось: глаза сузились в щелки, губастый рот сжался бубликом.
— Который? Анисимов? Искали?
— Кого там… До тундры ходили и соседи помогали, сказали, что коряки захватили в рабство.
Где-то выше по реке половина ватажки промышляла рыбу, а здесь сушили юколу, пекли икряной хлеб. Федот бегло осмотрел избу. Диких мужиков не было, но кроме двух привезенных женок, якутки и юкагирки, по- хозяйски суетившихся у каменки, увидел двух девок в долгополых камлайках и вышарканных бахилах.
— Обживаетесь? — указал в их сторону.
Якутка вместо приветствия схватила берестяную люльку с любопытно молчавшим младенцем, показала Федоту рыжего якутенка и рассмеялась.
Пока подходила баня, Емеля рассказывал о зимовке: о том, что со здешними народами не ссорились, жили в дружбе и приязни, соболей и лис добыли много. Не голодали, но хлеб съели, ходовой товар поменяли на рухлядь. Случилась только одна беда — Богдашка! И еще в ватаге назревал раздор: одни хотели промышлять следующую зиму, другие боялись, что люди Бессонки Астафьева соберут всю кость и вернутся на Колыму первыми.
— Мы тоже об этом думали! — поежился Федот. — Ладно, Богдашка — молод и глуп, но Пантелей Демидыч, старый мореход, не мог пропасть бесследно. — Перекрестился и вздохнул: — Хотя, по-всякому бывает!
Пока прибывшие парились в бане и отдыхали, посыльные собрали всех бывших вдали от зимовья. На умученных и озлобленных они не походили. Герасим Анкудинов со смехом обругал Федота, что долго выбирался к оговоренному месту и скандально заговорил о наболевшем:
— Вам что? У вас одни прибыли на уме, а нам, чтобы выслужить прощение, десятинной податью не отделаться. Подводить здешние народы под государеву руку ты не велел, Семейка Дежнев невесть где, своей отпускной грамоты у меня нет. Но если мы вернемся на Колыму с рыбьим зубом и с вестью, где его много, царь нас помилует и наградит!
Герасим уставился на Федота и злорадно улыбнулся, будто ждал от него поперечных слов, но Попов повел плечами, смахнул икринки с бороды.
— Может быть, и так! — Опечалился, что о пропаже коча и разметанном караване никто не вспоминает. — Давайте поговорим!
Промышленные и беглые казаки, выжидающе смотревшие то на него, то на Герасима, заспорили. Федот поморщился, поднял руку, прерывая гвалт:
— Давайте по кругу, как исстари принято. Только сперва скажу: вдруг на Анадыре живы наши спутники. Искать надо!
— Разве успели подняться в верховья, в тундре-то что им делать? — опять загалдели люди Емели и Герасима, видимо, зимой об этом много говорили. — Если потеряли кочи, то построили новые и плывут в обратную сторону… Кто первым вернется с вестью о заморной кости, тот и получит награду.