Вскрылась река, и едва вошла в обычные берега после половодья, Юшины покрученники пригнали плоты, срубили две избы и два амбара. Поставлены они были в стороне от Семейкиного зимовья, ближе к воде, рядом со стадухинской избой. Семен Дежнев, Никита Семенов и Анисим Костромин со своими промышленными людьми стали готовиться к плаванию на коргу. Дежнев всеми силами не показывал неприязни ни к перебежчиками, ни к самому Селиверстову, при встречах всем говорил приветливые слова. Никита Семенов был хмур, встреч избегал, но и он не говорил дурного. Увидев их сборы, Юша засуетился: его коч был только наполовину обшит бортами, но помог Бугор, потребовав у Дежнева:
— Семка, отдай коч или коломенку! Мы их строили, — указал на беглых казаков, тесавших доски возле селиверстовской верфи.
Сам Юша, ожидая очередного спора, мягко и вкрадчиво попросил:
— Выручай давай! Дело государево!
К немалому его удивлению, Дежнев согласился отдать коломенку:
— Бери! Если твои и мои люди будут охранять зимовье — можешь послать человек двадцать.
Селиверстов от такого предложения оторопел, оправившись, принял его со сдержанной благодарностью и важностью.
— Пусть твои караулят своих баб, мои пойдут за костью!
И все же на промысел моржовых клыков отправились по полтора десятка от ватаги, другие остались охранять селение и запасаться рыбой. Впереди шел коч Дежнева и Семенова с их промышленными людьми, за ними коломенка, отданная Селиверстову. Все переметнувшиеся к нему казаки были в ней. Ближе к морю на берегах реки лежали выброшенные течением льдины. Июльское солнце еще не растопило их. Мелководные озера на пустынных тундровых берегах были черны от уток и гусей. Над устьем Анадыря висели дымы. Это насторожило Дежнева. Его коч пристал к берегу. Ниже причалил коломенку Селиверстов и стал обеспокоенно спрашивать:
— Откуда быть кострам?
— Могут быть промышленные или чукчи, — оглядывался по сторонам Дежнев. Лицо его было озабоченным. — Юкагиры и коряки здесь тоже бывают.
Суда вышли в губу — дымы пропали, некоторое время чувствовался их запах, вскоре его разнесло. Залив был забит льдом, моржей на отмели не было.
— Рано пришли, — посетовал Дежнев. — Не вылегал еще зверь. Но так лучше копать заморный клык.
— Семка! — закричал Дежневу Бугор. — После нас тут кто-то был: костры жгли, пекли мясо!
Дежнев с Семеновым подошли к нему. На песке чернели чужие кострища, возле них валялись моржовые позвонки и кости ласт.
— Не только мы сюда ходим! — присвистнул Никита Семенов, сбил шапку на затылок, пошел смотреть места прошлых стоянок.
Бугор указывал селиверстовским промышленным места копок, рассказывал, где и сколько клыков нашли в прошлый раз. Юша с обиженным видом осматривал ямы, сокрушался, что до него перелопатили едва ли не всю коргу. Промышленные и казаки двух ватажек стали долбить не оттаявший еще песок, искать заморные кости. Сам Юша, сбросив кафтан, ковырял галечник палкой с обожженным концом, бил обухом топора и вскоре издал трубный рев, вывернув из мерзлоты моржовый клык. Беглые казаки, переметнувшиеся в его ватажку, собирали плавник, намереваясь греть землю. Все были заняты, никого не приходилось погонять.
Возле устья Анадыря в губу впадало несколько рек. Они были разделены холмами. Утрами, при низком солнце, по воде опять стелился дым и пахло гарью. Иные из казаков и промышленных забеспокоились, говорили, что кожей чуют чужих людей, требовали выставлять караулы. Караульные, томясь бездельем, то и дело бросали посты, подходили к товарищам, сами начинали рыться в песке.
— Надо идти, узнать, кто там! — не выдержал явного беспорядка Никита Семенов. — А то ведь подкрадутся для тайного убийства. Пока мы соберемся да вооружимся — половину перестреляют.
— Чукотские костяные луки бьют дальше и точней пищалей! — поддержал его Семен Дежнев.
— Что им здесь? — заспорил Селиверстов, неохотно распрямляясь в отрытой яме. Голос его отозвался от дальнего холма.
Никита Семенов опасливо оглянулся, вжав голову в плечи, поежился.
— Что и нам, — ответил приглушенно и неприязненно. — Зуб, мясо, жир, шкуры. Чукчи из них лодки шьют, из кишок — одежду.
— Пусть забирают мясо жир, шкуры, — прищурившись, Юша всмотрелся в редкий дымок, стелившийся по воде, чихнул. — Зуб — нам! А зверь еще не подошел, что народ баламутите?