Первопроходцы

Но и в те тяжкие часы Вениаминов размышлял не о своем бедственном положении уналашкинского миссионера, заброшенного лихой судьбой на край света; нет, в этой драматической ситуации его занимали алеуты!

Он заметил, что один из них промок насквозь и продрог до костей, но, несмотря на то, "по прибытии на место он занялся устройством палатки вместе со всеми, нисколько не заботясь о самом себе", — писал Вениаминов.

Был разожжен костер, чтобы путники могли обсушиться. Алеут, который в своей промокшей одежде представлял собой "ходячую лужу", уселся рядом со всеми и так же непринужденно, как и остальные, стал шутить и смеяться шуткам других. Привычным движением он выжимал свою парку. Если бы товарищи не предложили ему сухую парку, он так бы и устроился спать.

Свои путешествия по островам Вениаминов совершал в традиционном алеутском костюме — парке и камлейке. Убедился в их преимуществе он, разумейся, не сразу. Известно, что из Иркутска на острова он выехал в черном бархатном казакине и шароварах. Однако прирожденный талант путешественника и широта взглядов позволили ему достаточно легко и быстро "адаптироваться" в условиях влажного и холодного климата островов.

Как благодарность Алеутским островам, их населению и его древним, выработанным веками традициям, наконец, самой алеутской парке, звучат строки Вениаминова, в которых он изложил проверенные им самим на практике ее достоинства: "Главную, необходимую одежду алеутов, — писал он, — составляет парка, род длинной рубашки, опускающейся ниже колен, со стоячим воротничком и с неширокими рукавами. Парка делается из птичьих перьев и шкур птиц, преимущественно топорковых и ипаточьих (вид морских попугаев), а иногда из арьих; за неимением же их, из нерпичьих шкур. Парка для алеутов есть незаменимая вещь в здешнем климате. Она в дороге для них составляет и постель, и одеяло, и, можно сказать, дом. С нею они не боятся ни ветру, ни морозу".

Представьте себе человека богатырского сложения и чуть ли не двухметрового роста, с окладистой черной бородой, в традиционной алеутской парке! Вениаминов был в ней величествен и красив.

Не исключено, что любознательному путешественнику приходилось примерять и уникальные головные охотничьи тотемные шляпы алеутов, искусно сделанные из дерева. Эти шляпы входили неотъемлемой частью в комплекс традиционной одежды охотников, отправлявшихся на промысел. Они считались и своеобразными талисманами, сулили своим владельцам успех и удачу в промысле. С восторгом писал о них ученый: "К числу одежд мужчин принадлежат деревянные шапки или фуражки, употребляемые только при поездках на байдарках. Шапки сии употребляются именно с тою целью, чтобы предохранить глаза от морской воды; они бывают двух видов: одни глухие, а другие с открытым верхом. Первые делаются из корня какого-либо выброшенного морем пня, загибаются подобно неправильной (эллиптической) воронке и потом раскрашиваются разными красками продольными полосками и украшаются сивучьими усами, корольками и костью. Но первыми — только с одной стороны для того, чтобы они не мешали кидать стрелки".

Вениаминова восхищала способность алеутов в одиночку выходить в однолючной байдарке в море не только в опасную для промысла, штормовую погоду, но и заплывать в самую середину стада китов или сивучей, способных с легкостью перевернуть легкое суденышко. Вызывало его восхищение и то мужество, с которым аляскинские охотники в одиночку шли на медведя, чаще с луком и лишь изредка — с ружьем.

Вениаминов застал алеутов в живом еще каменном веке. Они пользовались тогда каменными и костяными орудиями труда и оружием. Им неизвестна была даже глиняная посуда: они обходились каменными лампами и контейнерами для жира из кишок морских львов и тюленей. Зато островитяне по-своему великолепно приспособились к жизни на море, охоте на морского зверя и создали свою материальную культуру, оригинальную и замечательную во многих отношениях.

Так же как некогда Степан Крашенинников с восхищением писал о мастерстве "диких" камчадалов и чукчей, Вениаминов в своих записках отдает должное трудолюбию и искусству алеутов, их творческим способностям: "Все изделия алеутские, как, например, промысловые орудия и байдарки, так и национальная их одежда — доведены, можно сказать, до невозможного совершенства в своем роде".

"Мне кажется, — писал он, — что байдарка алеутская столь совершенна в своем роде, что и самый математик очень немного и даже едва ли что сможет прибавить к усовершенствованию ее морских качеств". И приходил к выводу, что алеут буквально как бы создан для байдарки, а она — для того, чтобы показать его с лучшей стороны. "Случалось мне видеть несколько русских, сидящих в байдарке; никто из них, — писал Вениаминов, — даже самых бойких и статных, не делает такого вида, как самый обыкновенный алеут".