– Тс-с-с. Ты разбудишь весь дом. У него с моей матерью была любовная связь. Но он бросил ее, потому что она бедная и низкого происхождения. Когда она вышла замуж за Франческа, она уже была беременна мною.
– Джерард такой красавец… – пробормотала Матильда. – Я видела его много раз. Он великолепен, как пантера.
– Да, – строго сказала Мерседес. – Он красивый. И еще он враг народа.
– А ты на него похожа. Господи, ну конечно же, похожа! Теперь я это ясно вижу! У тебя такие же глаза. И такой же рот. Так вот почему ты такая красивая!
– Не кричи, – шикнула Мерседес на монашку, которая от удивления уже почти визжала.
– Ну это же прямо как в сказке!
– У него есть другой ребенок. Восьмилетний Альфонсо. Мой единокровный брат, который, наверное, так никогда и не узнает, что у него есть сестра. Ну не нелепо ли все это?
– Это более чем нелепо – это символично. Ты видела картину Гойи – два отчаявшихся человека, стоя в реке, насмерть дерутся дубинами? Это Испания. Это ты и твой отец.
– Я часто думала, что бы было, если бы мы с ним встретились на поле боя.
– Как бы ты поступила?
– Это зависело бы от того, на чьей стороне перевес. Если на его, он бы меня убил.
– Нет! – Матильда истово перекрестилась.
– Да. А если бы я брала верх, я бы его убила.
– Убила бы своего собственного отца!
– Да уж будь спокойна.
– Матерь Божья! О, Мерче, спасибо, что ты доверила мне свою тайну. – Она схватила руку Мерседес и, поднеся ее к губам, несмело поцеловала. Откровение этой девушки переполнило ее благодарностью. Ведь она была единственной, кому Мерседес раскрыла свой секрет. Ей и в голову не приходило, что причиной тому было одиночество юной анархистки. Матильда расценила это как величайший духовный дар, который преподнесла ей Мерседес. И она приняла его, как бесценное сокровище, как награду, как нечто невыразимо чудесное. – Я никогда этого не забуду. И никогда никому не расскажу.
– Все это уже не важно. А важно другое – то, что настало время действовать. Хватит размышлять и метаться. – Пальцы Мерседес сцепились с пальцами Матильды, отчего у той захватило дух. – Так должна ли я слушаться своих родителей? Должна ли я позволить им удерживать меня? А не лучше ли все равно уехать, может быть, даже прямо сейчас, оставив им лишь записку, которую они найдут утром?
– Нет, – дрожащим голосом взмолилась Матильда. – Не уезжай. Только не сегодня. Останься.
– Я чувствую, что, если я еще какое-то время пробуду в бездействии, я просто вспыхну и сгорю до тла.
– У тебя, наверное, жар. – Матильда приложила ладонь ко лбу Мерседес. Он был холодный и сухой. Она увидела, как в темноте блестят глаза девушки. В необъяснимом порыве эмоций монашка скороговоркой забормотала: – Ты должна подумать над тем, что сказал твой отец… как будет лучше… я имею в виду – лучше для вашего дела. Для Испании. Да, ты можешь уехать… но правильно ли ты поступишь? Богиня моя, кто знает? Что, если ты попадешь в плен? Что тогда с тобой сделают солдаты Марокканской армии? Страшно даже представить себе!
– Ерунда, – отрезала Мерседес. – Я хоть завтра готова отдать свою жизнь, если только моя смерть поможет Республике.
– А поможет ли? – Пальцы Матильды лихорадочно гладили руку Мерседес. – Если они причинят тебе зло… если они убьют тебя, я… я… – Она как-то нервно засмеялась, затем разрыдалась. – Я умру!
– Кажется, не у меня, а у тебя жар. Ну не надо так расстраиваться, Матильда.
– Я не могу. Не могу! Ты такая чудесная. Я тебя обожаю.
Мерседес не удержалась и рассмеялась.
– Что, тоже под нашим влиянием становишься анархисткой?
– Я обожаю тебя, – прошептала Матильда. Внезапно она схватила Мерседес в свои объятия и принялась покрывать ее лицо поцелуями. Сердце в груди несчастной женщины колотилось, как безумное.
Мерседес напряглась и замерла, понимая, что, если она ее сейчас оттолкнет, Матильда просто не переживет этого. Она неподвижно лежала, чувствуя, как монашка целует ее щеки, глаза, виски… Затем осторожно попыталась высвободиться.
– Не отталкивай меня!
– Видишь ли, ну…
– Да, да, – жалобно заскулила Матильда, – да, я толстая и некрасивая, и я тебе противна.
– Ты мне вовсе не противна, – ласково сказала Мерседес.
– Противна! У меня поросячьи глаза! И волосы острижены!
– Ты устала, – проговорила Мерседес, касаясь в темноте ее лица. – Мы слишком заболтались. Нам надо спать.
– Разреши мне поцеловать тебя на прощанье. Ну пожалуйста.
Мерседес позволила Матильде снова обнять себя и почувствовала, как к ее губам прикоснулись теплые губы монашки. Движения Матильды были нежными и трепетно легкими.
– О, дорогая…
Их губы слились в крепком поцелуе. Мерседес ощутила, как по телу разливается истома, сладкая и тревожная. Матильда уже не казалась толстой и неуклюжей. Ее влажный рот стал подобен цветку с дрожащими лепестками. Ее руки были уверенные и ласковые. Мерседес вдруг стало тепло и уютно, и, не в силах далее сопротивляться, она целиком отдалась во власть Матильды.
Почувствовав, как тревожно затрепетало ее сердце, Мерседес отвернула лицо в сторону.
– Просто расслабься и лежи, – прошептала Матильда. – Засыпай.