Первородный грех. Книга вторая

Однако он так и остался лежать. А Иден уже достигла края водопада, беспомощная в стремительно несущемся потоке. Но что же он не двигается? Она хотела было уговорить, умолить его, но ее слова слились в один нечленораздельный стон. «Поздно, – мелькнуло где-то в дальнем уголке ее сознания, – уже поздно».

Иден испытала ощущение, которое – она всегда это знала – и должна была испытывать. Чувство, не сравнимое с героином, оно вообще было ни с чем не сравнимо. Оно имело начало и конец, а между ними происходило великое таинство. Она почувствовала, как от поясницы к животу в ней разливается волшебный жар, который затем стал подниматься к ее грудям, потом пошел вниз, растекся по бедрам и наконец снова хлынул вверх – в мозг.

– Войди в меня, Джоул, – услышала Иден собственный голос. – Войди.

Она почувствовала, как он качает головой, и, открыв затуманенные глаза, увидела застывшую на его лице гримасу мучительной боли. Несмотря на то, что сама она все еще находилась в состоянии непередаваемого блаженства, ее сердце заныло от жалости к этому человеку.

– Дорогой, любимый… Ну почему? Что тебе мешает?

– Это… грех.

Внутренний голос подсказал Иден, что сейчас ей не следует с ним спорить. Она медленно сползла вниз и взяла в рот его член. Он был горячим и солоноватым. Джоул прерывисто застонал. Иден вспомнила о том, как она делала это прежде – не из любви, а по принуждению. Тогда это являлось для нее наказанием. Теперь же это было прекрасно. Это было свято.

Ей не хотелось просить Джоула об этом, не хотелось, чтобы у него появилась возможность отказать ей. Крепко держа в руке его член, она принялась сосать.

Джоул снова вскрикнул, и, к своему восторгу, в этом крике Иден узнала свое имя.

Она почувствовала, что приближается момент его оргазма, который начинался так же, как и у нее, – с глубокой внутренней дрожи, затем его член резко напрягся, и пальцы Иден ощутили, как под ними пробивается рвущаяся вверх сперма. И вот ей в нёбо ударили тягучие соленые капли. Сотрясаясь всем телом, Джоул попытался высвободиться, но она не выпустила его член изо рта, а сделала большой глоток, желая, чтобы его семя оказалось в ней, дабы таким образом хоть как-то компенсировать себя за их так и не свершившееся соитие.

Движения Джоула стали более медленными и вялыми. Иден вдруг поняла, что он плачет. Выпустив наконец безвольно повисший пенис, она нежно прижала к себе его голову.

– Я люблю тебя, – снова и снова ласково повторяла она. – Я так тебя люблю.

Он рыдал, уткнувшись в ее груди; его плечи сотрясались в безутешном горе.

Прошло немало времени, прежде чем он успокоился. Иден неподвижно держала его в своих объятиях, спрашивая себя, что же с ней случилось, чувствуя себя изменившейся, обновленной и какой-то незнакомой.

– А это был грех? – спросила она, когда Джоул наконец затих.

– Может, не такой большой, – устало проговорил он, – но все равно грех.

Она погладила его по спутавшимся, мокрым от пота волосам.

– Почему? Ведь нам было так чудесно.

– Случилось то, чего я всегда боялся. – Джоул сел на кровати, величественный в своей наготе. Но его лицо было искажено горем, глаза стали пустыми. – Если бы я раньше тебе все объяснил, ничего бы этого не произошло.

– Что объяснил?

– Она и моя мать тоже.

Иден закрыла глаза и похолодела.

– Кто и твоя мать тоже? – услышала она собственный голос, хотя и так уже знала ответ на свой вопрос, и мучительная боль уже начала терзать ее сердце.

– Мерседес Эдуард, – тихо сказал Джоул. – Я твой брат, Иден.

Глава пятнадцатая ИСПОВЕДЬ

Весна, 1943

Мадрид

Мерседес проснулась на огромной кровати с пологом на четырех столбиках. Все вокруг было из белого шелка с кружевной отделкой – и наволочки, и простыни, и полог над головой, и даже ее ночная рубашка. Лежа среди этой белоснежной пены, она приходила в себя после ночного кошмара.

Когда дрожь наконец немного отпустила, Мерседес села и налила из стоявшего на столике возле кровати серебряного кофейника чашечку кофе. Здесь же для нее были приготовлены пирожные и мармелад, но к ним она даже не притронулась. По спальне деловито порхали две служанки.

– Как на улице? – спросила Мерседес.

– Холодно и сыро, сеньорита.

Ее уже ждала ванна, наполненная горячей ароматизированной водой. Сама ванна была изготовлена из розового мрамора и стояла на четырех ножках в виде львиных лап, подобно саркофагу повелителя какой-то древней цивилизации. Мерседес легла в воду, над которой поднимались душистые струйки пара, и закрыла глаза.

Одна из служанок принесла стопку подогретых махровых полотенец.

– Сегодня Пасха, – напомнила она. – Вечером вы идете на прием во дворец.

– Я не забыла.

– Вы наденете белое платье?

– Да.

– С ним так чудесно сочетается боа из соболя, – восторженно проговорила девушка. – И бриллианты. – Она взяла губку и принялась намыливать Мерседес спину и плечи. – Вы будете выглядеть просто великолепно.

– С утра мне надо кое-куда сходить, – сказала Мерседес. – У меня назначена встреча.

– Вам придется надеть пальто и сапожки, сеньорита. И перчатки.

– Приготовьте.