Может быть, станет министром финансов. Или, скажем, министром иностранных дел. Он был еще молод, и его ждала долгая блестящая карьера. Джерард почувствовал приятное, почти сексуальное томление. Он взглянул на сидящую рядом девушку и подумал, что, возможно, она была бы не прочь заняться любовью прямо на борту самолета.
Стюард принес заказ, и Джерард принялся за куропатку. Он уже устал от Севильи с ее жарким климатом. Ему до смерти надоели назойливые ритмы фламенко и оглушительная дробь каблуков исполнителей sevillanas.[11]
Его тянуло к прохладным зимам и буйной зелени Каталонии. Его тянуло к Мерседес.Проснулась Лизль. Заспанными глазами она посмотрела на Джерарда. Он оторвал от куропатки кусочек, положил его на хлеб и сунул ей в рот.
– Привет, соня, – сказал Массагуэр. – Ты спишь с тех пор, как мы вылетели с Майорки.
Она проглотила пищу.
– Я очень устала.
– Тебе пришлось изрядно потрудиться.
– Должно быть, я ужасно выгляжу.
Немка стала красить губы и пудриться. Запах косметики всегда заводил Джерарда. В ярком свете, проникавшем в салон через иллюминаторы, ее кожа казалась гладкой, как дрезденский фарфор. Эта девушка была замечательно красива, просто находка. Она обладала безупречным телом. И Джерард это знал, так как изучил его до мельчайших подробностей.
Он приказал стюарду убрать поднос и, когда тот ушел, достал кашемировый плед и накрыл им свои и ее колени.
– Спасибо, – улыбнулась Лизль. – Я немного замерзла.
– Я тебя согрею. – Он просунул под плед руку и погладил ее теплую ляжку в шелковом чулке.
– Ach, du! – Она огляделась по сторонам. – Нас могут увидеть!
– Никому это не интересно, – промурлыкал Массагуэр.
– Джерард, не надо!
– Тс-с. – Его пальцы поползли вверх, добрались до атласных трусиков, сдвинули в сторону тонкую ткань и протиснулись в ее горячее и влажное влагалище. – О-о… Liebchen, – прошептала Лизль. Его ласки были напористыми, грубыми. Она застонала. А через минуту немка уже перестала бояться, что их кто-нибудь увидит, чуть сползла в кресле и раздвинула ноги. Ее губы приоткрылись, на щеках заиграл румянец.
Из-под тяжелых век Джерард следил за ее лицом, видя, как, несмотря на холодный воздух в салоне, у нее на лбу выступили капельки пота. Свободной рукой он расстегнул ширинку и высвободил свой член. Затем притянул к себе руку Лизль. Ее пальцы с готовностью стиснули его твердеющую плоть.
Когда на горизонте появился берег Испании, гидроплан сделал плавный вираж и взял курс на Севилью.
Мариса встречала его в аэропорту. На стоянке ожидал личный автомобиль с шофером. Ее лицо было бледным как полотно. Как только Джерард увидел жену, он понял, что произошло что-то страшное.
Она побежала ему навстречу. Джерард, оставив позади Лизль, поспешил к ней и, взяв ее за локоть, зло спросил:
– В чем дело?
– Наш Альфонсо, – задыхаясь от волнения, сказала она по-итальянски. – Он очень болен. Вчера ему стало совсем плохо. О, Джерард, Джерард…
Он с силой сжал ее руку.
– Что значит, болен?
– Доктора говорят, что у него воспаление мозга. – Глаза Марисы наполнились слезами. – Он может умереть…
– Где он?
– В больнице. Под персональным присмотром Алонсо Гузмана. Пойдем же, Джерард. Надо спешить.
Он резко обернулся к Лизль.
– Вам придется воспользоваться служебным автомобилем, фройлен Бауэр, – сказал он ей. – Передайте мои извинения господину министру. Отчет о поездке я напишу позже. Объясните ему ситуацию. И проследите, чтобы мой багаж доставили домой.
– Хорошо, сеньор Массагуэр, – послушно кивнула она.
Джерард и Мариса поспешили к ожидавшему их лимузину. В мчавшейся на полной скорости машине он молча слушал сбивчивый рассказ жены.
Мальчик заболел вскоре после отъезда Джерарда в Рим. Его знобило, он жаловался на головную боль. Мариса уложила сынишку в постель. Приехавший доктор сказал, чтобы она не волновалась. Но болезнь прогрессировала с угрожающей быстротой. Альфонсо начал плакать от боли, несколько раз его вырвало, он совершенно не выносил света и шума. А потом потерял сознание. Вне себя от ужаса, Мариса отвезла его в больницу, где и услышала впервые этот страшный диагноз – «воспаление мозга».
Врачи сделали ему спинномозговую пункцию, но это не помогло.
– Он по-прежнему без сознания. Я приехала за тобой прямо из госпиталя, – вытирая носовым платком слезы, проговорила Мариса. От красоты этой женщины не осталось и следа. Ее била неудержимая дрожь. – Он ничего не видит, ничего не слышит. Он умрет!
– Нет, не умрет, – мрачно сказал Джерард. Стараясь успокоить жену, он погладил ее по коротким светлым волосам. Но на сердце у него было невыносимо тяжело.
Ребенок находился в изоляторе на третьем этаже больницы. Лечащий врач мальчика, ни слова не говоря, провел их в палату.
Альфонсо неподвижно лежал на боку. Припухшие глаза были закрыты.
Джерард понял, что его сын умирает. Потрясенный, он схватился за железную спинку кровати, чтобы не упасть, и спросил:
– Это менингит?
– Это менингококковая инфекция, – проговорил доктор. – Очень тяжелая форма заболевания. Анализ взятой нами спинномозговой жидкости подтвердил этот диагноз.
– Он будет жить?