Первородный грех

В главном здании не было ни малейшего признака жизни, однако, когда он снова повернулся к машине, чтобы запереть дверь, он заметил монахиню, выходящую из-за угла хосписа с пациентом в инвалидном кресле. На голове у пациента была шапочка в синюю и белую полоску, с красным помпоном, и его до самого подбородка укрывал плед. Монахиня наклонилась и прошептала что-то ему на ухо, пациент засмеялся, и слабый, прерывистый ручеек веселых ноток пролился в тихий воздух двора.

Дэлглиш потянул за железную цепь слева от входа и даже через толстый дуб окаймленной железом двери услышал за ней отдающийся эхом звон. Отодвинулась железная решетка на квадратном окошке, и в него выглянуло кроткое лицо монахини. Дэлглиш назвал свое имя и протянул ей служебное удостоверение. Дверь тотчас же отворилась, и монахиня, не произнося ни слова, но по-прежнему улыбаясь, жестом пригласила их войти. Они очутились в просторном холле, где довольно приятно пахло каким-то мягким дезинфицирующим средством. Пол из черных и белых квадратных плиток выглядел так, будто его только что тщательно отчистили, а на стенах не было ничего, кроме явно викторианского портрета сепией величественной мрачнолицей монахини, которая, как заключил Дэлглиш, и основала этот орден, и репродукции картины Милле^[99] «Христос в плотницкой мастерской» в вычурной раме резного дерева. Монахиня, по-прежнему бессловесная и улыбающаяся, провела их в небольшую комнату справа от холла и несколько театральным жестом, молча, пригласила их сесть. Дэлглиш подумал, что она, по всей вероятности, глухонемая.

Комната была скупо обставлена, но не казалась неприветливой. На отполированном до блеска столе в центре комнаты стояла ваза с поздними розами, а перед двойными окнами разместились два глубоких кресла, обитых выцветшим кретоном. Стены были голыми, только справа от камина висело деревянное с серебром распятие, выполненное с ужасающим реализмом. Похоже, оно было сделано в Испании и, должно быть, когда-то висело в храме, подумал Дэлглиш. Над камином помещалась копия маслом картины, где Божья Матерь предлагает Младенцу Христу кисть винограда. Дэлглишу понадобилось некоторое время, чтобы распознать в ней «Мадонну с виноградом» Миньяра.^[100] На медной пластинке было указано имя дарителя. Четыре обеденных стула с прямыми спинками непривлекательно выстроились рядком у правой стены, но Дэлглиш и Кейт так и не сели.

Их не заставили долго ждать. Дверь открылась. Быстрым, уверенным шагом в комнату вошла монахиня и протянула каждому руку.

— Вы — коммандер Дэлглиш и инспектор Мискин? Добро пожаловать в монастырь Святой Анны. Я — мать Мэри Клер. Мы с вами разговаривали по телефону, коммандер. Не хотите ли вы и инспектор выпить кофе?

Рука, поданная ему для короткого рукопожатия, была мягкой и прохладной.

— Нет, благодарю вас, матушка, — ответил он. — Очень любезно с вашей стороны, но мы надеемся не слишком долго причинять вам неудобство.

В ней не было ничего пугающего, ее невысокую плотную фигуру облагораживала длинная голубовато-серая сутана, подпоясанная кожаным поясом, но казалось, она чувствует себя в этой официальной одежде вполне удобно, как в привычном каждодневном платье. Тяжелый деревянный крест свисал на длинном шнуре с ее шеи, а лицо ее было отечным и бледным, словно тесто, пухлые, как у ребенка, щеки выступали из-под тугого апостольника. Но глаза за стеклами очков в стальной оправе смотрели проницательно, а небольшой рот, несмотря на приятную мягкость очертаний, предвещал бескомпромиссную твердость. Дэлглиш сознавал, что его и Кейт весьма пристально, хотя и ненавязчиво изучают. Но вот, слегка кивнув, она сказала:

— Я пришлю к вам сестру Агнес. День стоит чудесный, может быть, вы захотите погулять все вместе в розарии.

Это было, как заметил Дэлглиш, приказание, а не предложение, но он понял, что во время этой краткой встречи оба — и он, и Кейт — благополучно прошли какой-то личный экзамен. Он не сомневался, что если бы мать-настоятельница оказалась не вполне удовлетворена, интервью проходило бы в этой самой комнате и под ее присмотром. Она дернула шнур звонка, и маленькая улыбчивая сестра, которая их впустила, появилась снова.

— Спросите сестру Агнес, не будет ли она любезна присоединиться к нам?

И снова они ждали, по-прежнему стоя, в полном молчании. Не прошло и двух минут, как дверь снова открылась и в комнату вошла высокого роста монахиня.

— Это сестра Агнес, — сказала мать-настоятельница. — Сестра, это коммандер Дэлглиш и инспектор Мискин. Я предположила, что вам может захотеться пройтись по розарию.

Величественно кивнув, она вышла, не произнеся формальных слов прощания.