Первородный грех

Дэлглиш открыл ближайшую к нему дверь и включил свет. Они оказались в гостиной. Два окна, выходящие на улицу, были плотно закрыты, красные бархатные шторы наполовину задернуты. На такой высоте не следовало опасаться любопытных глаз даже с верхнего этажа автобуса, однако понизу оба окна были до половины затянуты узорчатыми тюлевыми занавесками. Главным источником искусственного света была лампа с абажуром в форме опрокинутой стеклянной вазы с едва заметным узором из бабочек, свисавшая в центре комнаты с потолка; абажур был испещрен черными пятнышками прилипших к нему засохших мушиных телец. Здесь были еще три настольных лампы в розовых, с бахромой, абажурах: одна — на небольшом столике у кресла перед камином, другая — на квадратном столе меж двумя окнами, и третья — на огромном секретере с закатывающейся наверх крышкой, стоявшем у стены по левую руку от двери. Словно испытывая отчаянную потребность впустить в комнату побольше воздуха и света, Кейт отдернула занавеси и раскрыла одно из окон, потом обошла гостиную и включила все лампы. Оба они вдыхали холодный воздух, создававший иллюзию загородной свежести, и осматривали комнату, которую наконец-то могли как следует разглядеть.

Первым впечатлением, усиливавшимся розовым сиянием ламп, было ощущение удобного старомодного уюта, тем более трогательного, что хозяйка гостиной не делала никаких уступок модному современному вкусу. Вполне возможно, что комнату обставляли в 1930-е годы, да так и оставили без изменений. Большая часть мебели выглядела так, будто эти предметы были получены по наследству: секретер с закатывающейся наверх крышкой, вмещавший портативную пишущую машинку, у обеденного стола — четыре стула красного дерева, разностильных и разновозрастных, эдвардианская горка с дверцами из сплошного стекла, где разнообразные фарфоровые безделушки и часть чайного сервиза скорее нагромождены, чем специально расставлены, два выцветших коврика, так нелепо лежащих, что Дэлглиш подумал, может, они скрывают дыры в ковровом покрытии пола? Только диван и два таких же кресла перед камином казались сравнительно новыми, на них были полотняные чехлы с узором из неярких красных и желтых роз и лежали пухлые подушки. Настоящий камин выглядел довольно оригинально — это была изрядно украшенная конструкция из серого мрамора, увенчанная тяжелой каминной полкой, а сам очаг окружали два ряда узорных изразцов с цветами, фруктами и птицами. На обоих концах каминной полки сидели два фарфоровых стаффордширских пса в ошейниках с золотыми цепочками, их блестящие глаза пристально смотрели на противоположную стену. Между ними располагались самые различные безделушки: памятная кружка с Георгом VI и коронацией королевы Елизаветы, черная лакированная коробочка, два крохотных медных подсвечника, современная фарфоровая фигурка дамы в кринолине с собачкой на коленях, хрустальная ваза с букетом искусственных примул. За безделушками стояли две цветные фотографии. На одной из них, по-видимому, сделанной во время вручения премий, Эсме Карлинг стояла, прицеливаясь из поддельного ружья, в окружении смеющихся людей. На второй она подписывала книги. Позы на этой фотографии были вполне очевидно продуманы: покупатель стоял рядом с писательницей в ожидании, неестественно наклонив голову, чтобы она попала в кадр, а миссис Карлинг, подняв ручку над страницей, благосклонно улыбалась прямо в объектив. Кейт недолго рассматривала снимок, пытаясь сопоставить эти расплывшиеся черты, маленький рот и чуть крючковатый нос с искаженным, ужасающе обезображенным лицом утонувшей женщины — впервые увиденной ею Эсме Карлинг.