Первородный грех

Но для Донтси все сложилось ужасающе неудачно. Налетчики, часы, проведенные в больнице, позднее возвращение — все это перевернуло его планы. Наконец-то попав домой, зная, что его ждет Франсес, он понимал, что у него очень мало времени и он должен действовать необычайно быстро, несмотря на то что очень ослабел. Однако ум его работал по-прежнему четко. Он открыл кран в ванной, пустив воду слабой струйкой, чтобы к его приходу ванна почти наполнилась. Возможно, он даже сбросил одежду и остался в одном халате: было бы разумно войти в малый архивный нагишом. Но ему во что бы то ни стало надо было вернуться туда, и именно в эту ночь. После нападения было бы весьма подозрительно, если бы он первым явился в Инносент-Хаус на следующее утро. Жизненно необходимо было забрать ту пленку из магнитофона, ту изобличающую пленку — его признание в убийстве.

Этьенн прослушал пленку: у Донтси могло быть хотя бы это удовлетворение. Его жертва знала, что обречена, и все же Этьенн смог очень умно придумать, как осуществить собственную небольшую месть. Твердо решив, что улика должна быть обнаружена, он спрятал пленку у себя во рту. А потом, утратив ориентацию, он, видимо, подумал, что сможет выключить камин, загасив огонь рубашкой, и уже полз к нему по полу, как вдруг потерял сознание. Долго ли Донтси искал пленку? Да нет, видимо, не очень долго. Но ему пришлось нарушить окоченение нижней части лица, чтобы извлечь ее изо рта, а он понимал — рассчитывать, что смерть Этьенна будет воспринята как результат несчастного случая, больше нельзя. Может быть, поэтому он так охотно пошел на сотрудничество с полицией? Он привлек внимание полицейских к отсутствующему магнитофону и даже к необычайной чистоте кабинета. Об этих фактах полиция все равно услышала бы от других свидетелей: было предусмотрительно заявить об этом первым. И ведь теперь у него не оставалось времени ни на что больше, как только вернуть стол со стулом на место. Он даже не заметил, что придвинул стол к стене другой стороной, поэтому папки оказались расположены иначе, чем раньше. Не заметил он и грязной полосы на стене, показывавшей, что стол был сдвинут с места. Не оставалось времени и на то, чтобы принести наверх пиджак Этьенна и ключи.

А как насчет насильственно открытого рта? На трюк со змеей — Шипучим Сидом — он, видимо, решился по наитию. Змея была тут, прямо под рукой. Донтси не нужно было тратить время, чтобы принести ее наверх. Все, что требовалось сделать, это обернуть змею вокруг шеи Этьенна и засунуть ее голову ему в рот. Он включился в серию злостных выходок, чтобы запутать расследование, если версия самоубийства не будет принята. Он не мог догадываться, каким жизненно важным окажется этот тактический ход.

Однако, уже уходя, он заметил на низком столике в приемной рукопись Эсме Карлинг в голубой обложке и увидел ее записку на доске объявлений. Должно быть, в этот момент его охватила паника, но это быстро прошло. Эсме Карлинг наверняка ушла из издательства еще до того, как он позвонил Этьенну и вызвал его наверх. Возможно, он даже приостановился на миг, думая, не проверить ли, здесь она все еще или нет, но решил, что это не имеет смысла. Разумеется, она ушла, оставив рукопись и письмо как публичное изъявление ее гнева. Заявит ли она полиции, что была здесь, или промолчит? Вообще-то он мог думать, что промолчит, однако решил забрать и рукопись, и записку. Донтси был убийцей, умевшим заглядывать далеко вперед — так далеко, что предвидел необходимость убить Эсме Карлинг.

63

Франсес то приходила в себя, то снова соскальзывала в забытье. Она то обретала способность в полудурмане сознавать происходящее, то опять погружалась во тьму, когда мысли ее, на миг коснувшись реальности, отвергали ужас случившегося и она укрывалась в благодатном забвении. Наконец сознание вернулось к ней полностью, но она несколько минут лежала совершенно неподвижно, едва дыша, и пыталась оценить свое положение, проходя мысленно шажок за шажком, словно такое постепенное приятие действительности могло сделать ее хоть как-то переносимой. Она жива. Она лежит на левом боку на полу машины, накрытая ковром. У нее связаны лодыжки, а руки загнуты за спину и тоже связаны. Во рту у нее кляп из какой-то мягкой ткани, наверное — ее собственный шелковый шарф.

Машина шла неровно, один раз даже остановилась, и Франсес ощутила слабый толчок — включились тормоза. Наверное, Габриела остановил красный огонь светофора. Это означало, что они идут в потоке машин. Она подумала было, что сможет сбросить ковер, если станет извиваться и дергаться, но со связанными ногами и руками это оказалось невозможно, тем более что ковер был под нее весьма прочно подоткнут. Если они шли в потоке машин, могло случиться, что какой-нибудь водитель заглянет в окно, увидит, как шевелится покрывало, и заинтересуется. Не успела она подумать об этом, как машина снова тронулась и пошла дальше, теперь уже совсем ровно.