Первородный грех

Утренняя неприятность, желание восстановить свой авторитет в глазах Мэнди сделали ее тон более властным, чем того требовал обычный такт, но и при этом ярость, звучавшая в ответе, их поразила. Миссис Карлинг вскочила с кресла с такой быстротой, что оно закрутилось, и встала так, что ее лицо чуть ли не касалось лица Блэки. Она была на целых три дюйма ниже ростом, но Мэнди казалось, что из-за этого она выглядит нисколько не менее устрашающе. Мышцы на вытянувшейся шее напряглись, как канаты, поднятые вверх глаза сверкали, а под крючковатым носом маленький злобный рот превратился в красную расщелину, источающую яд.

— В первую же свободную минуту?! Ах ты безмозглая сука! Занесшаяся самовлюбленная идиотка! С кем, по-твоему, ты разговариваешь? Только благодаря моему таланту ты получаешь зарплату последние двадцать с лишним лет, не забывай об этом! Тебе давно пора было понять, как мало ты значишь для этого издательства. Только потому, что ты работала на мистера Певерелла и он тебя терпел, и баловал, и давал почувствовать, что ты нужна, ты позволяешь себе задирать нос перед теми, кто был связан с «Певерелл пресс», когда ты еще мокроносой девчонкой бегала в школу. Старый Генри тебя избаловал, но я-то знаю, что он о тебе на самом деле думал, и могу это прямо сказать. Почему? Да потому что он сам мне говорил, вот почему. Ему до смерти надоело, что ты вечно крутишься рядом с ним и смотришь на него словно корова, у которой мозги набекрень. Он до смерти устал от твоей преданности. Он мечтал от тебя избавиться, только духу не хватало тебя выгнать. У бедняги ни на что никогда не хватало духу. Если бы хватало, Жерар Этьенн не стоял бы сейчас во главе фирмы. Скажи ему, мне надо его видеть, и пусть это будет, когда мне удобно, а не ему!

Когда Блэки заговорила в ответ, губы ее побелели так, что Мэнди показалось, они почти не шевелятся, произнося слова:

— Это неправда. Вы лжете. Это неправда.

И тут Мэнди испугалась. Она привыкла к скандалам в самых разных учреждениях. Более чем за три года работы в качестве временного сотрудника ей пришлось наблюдать несколько весьма впечатляющих взрывов темперамента, но словно крепкий маленький кораблик, она весело носилась по волнам разбушевавшейся стихии посреди терпящих крушение судов. Пожалуй, хороший учрежденческий скандал мог даже доставить ей удовольствие. Лучшего противоядия от скуки просто и быть не могло. Но на этот раз все было по-другому. Сейчас — она это понимала — перед ней было истинное страдание, настоящая взрослая боль и взрослая злоба, рожденная вызывающей ужас ненавистью. Перед ней было горе, которое не утишить свежесваренным кофе и парой ломтиков шоколадного печенья из жестяной коробки, которую миссис Демери держала исключительно для директоров фирмы. С непередаваемым ужасом она на миг подумала, что Блэки сейчас закинет голову и завоет от муки. Ей хотелось протянуть руку — утешить, поддержать, но она знала — этому горю нет утешения и ее порыв впоследствии вызовет неприязнь.

Дверь с грохотом захлопнулась. Миссис Карлинг словно вымело из комнаты. Блэки повторила:

— Это ложь. Это все ложь. Она об этом ничего не знает.

— Конечно, не знает, — уверенно ответила Мэнди. — Конечно, она лжет, это всякому было бы видно. Она просто завистливая старая сука. Я не стала бы на нее внимание обращать.

— Я пойду в туалет.

Было очевидно, что Блэки сейчас стошнит. И опять Мэнди подумала, не пойти ли с ней, но решила, что лучше не надо. Блэки вышла на негнущихся ногах, словно робот, чуть не столкнувшись с миссис Демери, внесшей в комнату два пакета.

— Они пришли второй доставкой, так что я подумала — отнесу-ка их вам сама, — сказала миссис Демери. — А что это с ней?

— Расстроилась. Компаньоны не захотели, чтоб она присутствовала на совещании. А потом явилась миссис Карлинг и хотела увидеть мистера Жерара, а Блэки ее не пустила.

Миссис Демери сложила руки на груди и прислонилась к столу мисс Блэкетт.

— Думаю, она письмо утром получила, что ее новый роман печатать не хотят.

— Господи Боже, да откуда вы знаете, миссис Демери?

— Не так уж много у нас случается такого, чего до моих ушей не доходит. А тут-то уж точно беда будет, попомни мои слова.

— А если он недостаточно хорош, отчего бы ей его не поправить или новый не написать?

— Так она думает, что не сможет, вот отчего. Такое с писателями всегда бывает, когда кому отказывают. Они вот этого и боятся все время, что талант свой потеряют, что с ними творческий блок случится. Потому с ними так щекотливо дело иметь. Щекотливый они народ, эти писатели. Приходится им все время твердить, какие они замечательные, не то они прямо на глазах у тебя развалятся. Я сама такое видала, да не один раз. Вот старый мистер Певерелл знал, как с ними обращаться. У него к авторам подход правильный был, у мистера Генри был, это точно. А у мистера Жерара не выходит. Он другой совсем. Он не поймет никак, чего это они хныкать не перестанут и за работу не возьмутся.