Перворожденная

Три восковые свечи, прятавшиеся в поясной сумке, были извлечены и установлены по нанесенным границам. Запалив их от походного огнива, Финеас отстегнул пояс и вместе со всем содержимым тоже выбросил за линию.

Темнота окутывала поляну, и только слабые огоньки свечей сдерживали ее наступающее полновластие. Маг опустился на колени в центре круга, положив перед собой чародейский посох. Долгое время он сидел так, со скрещенными на посохе ладонями и закрытыми глазами, затем над тишиной леса поплыли тягучие слова древнего заклинания, произносимые нараспев. Исилвен замерла, не дыша. Язык был ей не знаком. Не всеобщий, но и не одно из тех наречий, которые ей довелось слышать на Альтерре. Густой, бархатистый голос мага выводил стародавний речитатив, и даже Перворожденная ощущала заключенный в нем зов. Он несся в бусое, укрытое тучами небо, в смолистую черноту лесной чащобы, в уголь сгущающегося мрака.

Человек звал Ночь.

Царицу тьмы, Мать богов и Владетельницу звезд. Предшествующую свету. Окутывающую тайны. Туманящую рассудок. Пробуждающую нутро.

Он звал ее — сын, жаждущий возвращения домой, раб, склоняющий колена перед госпожой, жених, входящий в опочивальню невесты, храбрец, осмелившийся ухватить богиню за подол. Все громче и протяжней, все яростней и смиренней в один и тот же миг. Звал отчаянно, как в последний раз. Звал, предлагая себя взамен.

И Ночь дрогнула. Услышала свое дитя. Приклонилась к преданному ученику и слуге. Откликнулась, как послушница на мановение своего господина. Нити, сотканные из мглы и межзвездной пустоты, потянулись к застывшему магу, взвертелись вокруг начертанной лезвием границы. Они свивались в жгуты и тут же рассыпались на сотни трепещущих лент. Простирались к Финеасу и струящимся шелком взмывали ввысь.

Мелькнула совсем рядом пульсирующая тьмой полоска. Оплела одну из свечей, и та, на мгновение вспыхнув ярким пламенем, потухла. Финеас, не прекращая своей диковинной литании, начал медленно выпрямляться. Пляска аспидных нитей усилилась, посланцы Ночи метались все быстрее — то распахивались вдруг над человеком крылья гигантской черной птицы, то кралась по самой кромке тень пантеры-невидимки. Вот ее мягкая лапа скользнула ко второй свече, вот накрыла бьющийся на ветру лепесток огня, и тот исчез, оставив после себя лишь дымный след.

Маг взялся за посох. Голос стал приглушенней, теперь в нем почудилась осторожная ласка — иди, иди сюда, Царица призраков, не бойся… сыновья благодарность — о, есть ли место безопасней, чем твое лоно… и растущее нетерпение алчущего — дай мне свою силу, великая Госпожа темноты! Отражения Ночи словно обезумели, они взлетали и падали, подобные разорванным лоскутьям неба, гонимым неутихающей бурей. Порыв, опять порыв… и третья свеча погасла под его неумолимым дуновением.

Мир замер.

Затихли ветви деревьев — ни шороха, ни взмаха. Тучи задержали бег, нависнув над лесом. И ладони Ночи, готовые объять человека, затаились, ожидая выбора его души.

Финеас поднес посох к запястью, лучащийся внутренним светом кристалл сверкнул гранью, и почудилось, будто сейчас он тверже стали, острее любого меча. Неуловимое движение, алая кровь брызнула на землю — вольный дар Владетельнице звезд.

И мир отпустило. Вскричал, распахивая руки и вознося посох к небесам, Финеас. Мглистые ленты ринулись за черту, взвихрились, окутывая мага со всех сторон. В кольце забушевал смерч. Вся тьма, что скрывалась по краям чащи и танцевала возле границ колдовского круга, разом прорвалась внутрь, взвилась исполинской воронкой, сделав человека центром урагана.

Завыло, засвистело, застонало… Исилвен прижалась к буковому стволу, обхватила его, чтобы не сбило с ног, не затянуло в эту ревущую круговерть, столь могучими были силы, призванные темным магом. Счастье, что сошлись они в одной точке, пойманные и обузданные. И этой точкой оказался сам Финеас.

Угольные фантомы, смоляные видения, чернильные миражи… Воронка закручивалась все стремительней, и стремительней, и…

Наконец свист начал стихать. Ночь разжала свои ладони, отпуская принадлежащего ей человека. Нити, опутавшие его, расплелись, обратились тончайшими струйками и растворились в дрожащем воздухе. Тени прекратили пляску, улеглись спокойно, как им и положено. Черная птица взмахнула крыльями, исчезая за верхушками деревьев. На поляне остался один Финеас.

С неба, кружась и летя, посыпались снежинки. Мерцающими искорками ложились они на раскинутые руки мага, на воздетый к облакам посох.

Долгий вздох вырвался из груди. Финеас опустил руки и еще несколько минут сидел так, безмолвно и недвижимо. Исилвен не смогла удержаться, сделала шаг, чтобы помочь, но остановилась — нельзя нарушать ритуал.

Маг поклонился, касаясь лбом земли и шепча завершающие, скрепляющие договор слова. Откинув с лица спутанные волосы, поднялся с колен. Исилвен негромко ахнула — такой невозможной, нечеловеческой и даже не колдовской силой светились его глаза. Сила лилась изнутри, суровая и властная; длань Матери богов почила на темном маге.