Перворожденные

На одно сумасбродное мгновение, когда огромный каннибал смотрел на него сверху вниз с выражением печали на уродливом лице, Джейк подумал, что, возможно, сумеет уговорить Маркуса помочь. Но винтовка не шевельнулась, а ресоциализация Райта оказалась крайне основательной, так что Джейк предположил, что не так уж важно, испытает ли охранник жалость после того, как выстрелит тебе в лоб.

Но теперь он говорил вслух, и выглядело это так, будто он разговаривает сам с собой. По сути, так оно и было – за исключением того, что внутри своего черепа он был не одинок.

– Что они сказали тебе о нас, Маркус? – громко спросил Джейк, для того чтобы заглушить не принадлежащие ему мысли, и чтобы получить хоть какую-то полезную информацию.

– Джейк, они не так уж и много нам рассказали, – ответил Маркус. – Просто так вышло. Мы получили приказ заключить всех вас под стражу и доставить для допроса.

Вопреки самому себе, Джейк был удивлен.

– Правда? Они не сказали тебе о…

– Ну-ка, ну-ка!

Джейк не видел великана, но вполне смог представить, как тот поднимает руку размером с обеденную тарелку и отмахивается от слов.

– Есть причина, по которой они не рассказывают нам, Джейк. Без обид, но я точно знаю, что не хочу составить тебе компанию, куда бы ты ни направлялся.

– Вот наш шанс, – произнес спокойный мягкий голос в голове Джейка.

– Что? – Джейк приложил все усилия, чтобы на этот раз не заговорить вслух. – Этот парень ресоциализирован по максимуму. До него не добраться. Он, не моргнув глазом, предаст лучшего друга, если получит соответствующий приказ.

– И именно поэтому, – ответил голос, – он и предоставит нам шанс.

Джейк сдался. Способ мышления существа был настолько чужд, что его логика казалась непостижимой. Впрочем, мысль-то эта у него появилась, а вот насколько он прав? Ему говорили, что после нападения мозг был перепрограммирован. Чужая – Замара – разбудила те области мозга, которые прежде находились в спящем состоянии, и переработала остальные. Возможно, его мозг уже не похож на человеческий.

Джейк закрыл лицо руками. Он вспомнил, каким покинутым, ничтожным и разочарованным чувствовал себя на Гелгарисе. Теперь он отдал бы что угодно за возможность вновь оказаться на этой отдаленной планете, чтобы вновь переносить раздражающие колебания температуры, отбиваться от насекомых и заниматься тяжелой работой. Быть никем и ничем. Вновь стать ничтожеством.

– Ты должен это сделать, – настаивал голос. – Ты пока что не осознаешь важность того знания, которым мы обладаем. Оно изменит… абсолютно все.

– Может быть – для тебя и твоего народа, – возразил Джейк, придав мысли оттенок обиды и злобы, и тут же осознал, что у него стало получаться. Он создавал слова, но вместо того, чтобы придавать им вес и форму с помощью голосовых средств… он научился расцвечивать их эмоциями. Подобная речь превращалась в творческий процесс, который напоминает скорее… рисование, нежели пение. – Может быть, для протоссов это нечто, о чем я не знаю, действительно важно. Но я всего лишь человек, и я хочу жить, как раньше.

– Это не представляется возможным. – Резкие слова смягчила волна того, что Джейк мог бы назвать состраданием. – Ты оказался причастен к тому, что гораздо больше твоей личной жизни. Ты поможешь… сохранить то знание, которое может стать утраченным. И вне сомнения, частично ты заинтригован. Я знаю о твоей любознательности, о страстной тяге к знаниям о древних цивилизациях и народах. Как только твой мозг будет правильно и полностью подготовлен, ты узнаешь то, что никогда не было известно ни одному человеку. То, что неизвестно большинству протоссов. Тебе стоит лишь осознать это, и тревога пройдет.

Джейк предположил, что в один прекрасный день он мог бы увлечься заманчивыми предложениями чужачки. Но именно сейчас лишь несколько часов отделяли его от псионной пытки, и он не был бы человеком, если бы мысль о завтрашнем пробуждении не волновала его на порядок больше размышлений об уникальном прекрасном знании.