В смутной марсианской ночи, в тепле салона, Байсеза заснула прямо в кресле.
Она проснулась от того, что ее трясли за плечо. Пока она спала, кто-то прикрыл ее одеялом.
Майра сидела рядом с ней и глядела в окно, на занимающийся рассвет. Пейзаж за стеклами вездехода несколько изменился: теперь они проезжали сквозь дюны, некоторые были высотой метров в десять. Замерзшие волны, отстоящие друг от друга на километр или два. Во впадинах между ними виднелось что-то вроде изморози.
— Надо же, я проспала целую ночь!
— Как ты себя чувствуешь?
Байсеза пошевелилась.
— Немного скованно. Но, кажется, при такой гравитации можно с успехом выспаться даже на стуле. Надо пойти умыться.
— С мытьем придется подождать. Алексей в который раз бреет голову.
— Кажется, этот пейзаж меня загипнотизировал.
— Что ты говоришь? — Майра была явно взволнована. — Это белая дорожная лихорадка. Или что-то в этом роде.
— Майра? Что случилось? Со мной что-то не так?
— Не так? Господи, мам, посмотри на этот вид! Ничего! А ты сидишь и часами туда смотришь, просто упиваешься этим «ничего».
— Что в этом страшного?
— Ничего, кроме тебя самой. Странное во всем этом — только ты сама. Ты тонешь в этом пейзаже, не можешь оторвать от него глаз.
Байсеза огляделась. Паула спала. Байсеза вдруг осознала, что впервые за все их путешествие они с Майрой остались в одиночестве. Даже на «Максвелле» не было настоящего одиночества, а уж тем более в кабине «паука».
— Нам так и не представилось шанса поговорить, — сказала она.
Майра сделала попытку встать.
— Только не здесь, — сказала она.
Но Байсеза взяла ее за руку.
— Послушай! Какая разница, слушает нас полиция или нет? Прошу тебя, Майра! У меня такое чувство, что я тебя совершенно не знаю!
Майра снова села.
— Может быть, в этом все и дело. Я тоже тебя не знаю. С тех пор как ты вышла из капсулы… наверное, я просто привыкла жить без тебя, мам. Похоже на то, как если бы ты умерла. А когда ты вновь ожила, то стала совсем не такой, какой я тебя помнила. Ты теперь стала похожа на мою сестру, которой сперва не было, а потом она вдруг появилась. В этом есть какой-то смысл?
— Нет. Но, судя по всему, к прыжкам во времени с помощью клиники анабиоза мы еще недостаточно привыкли.
— Так о чем ты хотела поговорить? То есть я хочу сказать, откуда мне следует начать? С тех пор прошло девятнадцать лет, половина моей жизни.
— Обрисуй мне главную линию.
— Хорошо. — Майра поколебалась, потом отвела глаза в сторону. — У тебя есть внучка.
Ее звали Чарли, уменьшительное имя от Шарлотты. Дочь Майры от Юджина Мэнглза. Сейчас ей пятнадцать лет, она родилась через четыре года после того, как Байсеза ушла в клинику анабиоза.
— Господи! Я бабушка! — воскликнула Байсеза.
— Когда мы расстались, Юджин вынудил меня отказаться от дочери в его пользу. И он победил, мам! У него были всесильные покровители. Юджин сейчас влиятелен и знаменит.
Байсеза вставила:
— Но особой гуманностью он никогда не отличался, не так ли?
— Разумеется, мне разрешалось с ней видеться. Но этого было так мало! Я не такая, как ты, мам. Я не хочу неизвестности. Я хочу построить дом, для меня и для Чарли. Я хочу… стабильности. Но ничего подобного у меня не было даже в помине. И, в конце концов, он полностью изолировал меня от дочери. Что было сделать совсем не трудно. Потому что он очень редко бывает на Земле.
Байсеза снова схватила ее за руку: рука Майры была холодной и безжизненной.
— Почему ты не рассказала мне об этом раньше?
— Ну, прежде всего, потому что ты не спрашивала. А вот теперь мы обе на Марсе! И находимся здесь потому, что ты — знаменитая Байсеза Датт. И у тебя есть гораздо более весомые причины для беспокойства, чем потерянная внучка.
— Майра, извини, когда все это закончится…
— О, не смеши меня, мам! С тобой это никогда не закончится! Но все равно я буду тебя поддерживать. Всегда буду. До конца. Да и вообще, забудь обо всем, что ты сейчас слышала. То есть у тебя было право узнать, и ты узнала. — Лицо у Майры было напряженным, рот кривился. В глазах отражался зеленый свет.
То есть как — зеленый?!
Байсеза резко выпрямилась и посмотрела в телескопическое окно.
На небе разгорался рассвет цвета лосося. Усеянный камнями путь змеился по равнине, окрашенной в тоскливый темно-зеленый цвет.
Паула тоже уже встала.
— Дискавери! — приказала она. — Чуть-чуть притормози. — Вездеход существенно замедлил ход, где-то приглушенно скрипнули тормоза.
Байсеза и Майра чувствовали себя не очень уютно: они не знали, что именно слышала Паула из их разговора.