Первые апостолы

Познание грядущего неизбежно возносит человека над временем: оно как бы сжимается, уступает место вечному. Так произошло и с учениками. Хотя Христос запретил им гадать о "временах и сроках", но им - очевидцам небывалого чудилось, что День свершения совсем близко. Они буквально жили этой надеждой, которая владела Церковью почти все первое столетие ее существования. Эсхатология станет своеобразной формой для выражения чувства непосредственной близости Иисуса, близости Бога. Недаром слово Парусия, которым обозначено в Новом Завете второе пришествие Господне, переводится и как "пребывание", "присутствие".

Глава вторая

"В СИЛЕ ДУХА"

Иерусалим, 30-35 годы

Община в Иерусалиме

Веллей Патеркул, бывалый ветеран и приближенный Тиберия, сидя в своей библиотеке, заканчивал книгу, посвященную истории Рима. В ней он обозревал путь, который - через войны и революции - привел город на семи холмах к положению мировой державы. Веллей не скупился на похвалы Августу и его преемнику за то, что они "возродили старинные обычаи", укрепили законность и на долгие века принесли Риму славу. Историк был уверен, что главное в жизни людей решается на полях сражений и в кабинетах политиков. Ему и в голову не могло прийти, что в тот самый момент, далеко в Иерусалиме куется нечто новое - и кем? - горсткой ремесленников и рыбаков с Тивериадского озера...

Даже там, на окраине империи, в этом странном восточном городе, их не считали заслуживающими внимания. Месяц назад расправа над их Учителем, казалось, покончила с очередным мессианским движением. Первосвященник Иосиф Кайафа был на этот счет вполне спокоен, несмотря на фантастические слухи, которые одно время ходили по Иерусалиму (но чего только не говорят в суеверной толпе?). Понтий Пилат сразу же после Пасхи вернулся в Кесарию и погрузился в дела; забот и беспокойств у него хватало - инцидент с "Царем Иудейским" очень скоро стерся у него из памяти...

Между тем квартал в западной части города, где среди друзей, родных и новых единоверцев поселился Петр с учениками, жил своей, особой жизнью. Это была как бы большая семья, имевшая "одно сердце и одну душу".

Согласно Деяниям, в Иерусалим прибыло около ста двадцати галилеян. Возможно, их было и больше, но, по традиции, это число считалось минимальным для создания отдельной общины[1]. Таких братств, или хавурот (товариществ), объединявшихся для молитвенных трапез, в Палестине и за ее пределами существовало много. Церковные и гражданские власти относились к ним вполне терпимо.

Степень обособленности общинников была разной, некоторые, как, например, обитавшие у Мертвого моря, почти совсем порвали связь с остальным миром; но ученики Христовы, которые получили прозвище ноцрим, назаряне, не подходили ни к одной из категорий[2]. Это не была просто община набожных людей, и в то же время они не собирались изолировать себя от Храма и отеческой Церкви.

Их желание остаться в ней нельзя рассматривать как инерцию, которую следовало преодолеть. Ведь отход от Ветхого Завета означал бы для учеников отход от Самого Господа, Который жил и учил на основе богооткровенной веры. Сам приход Его был исполнением библейских обетований. Апостолы надеялись, что установленный Им Новый Завет за короткое время распространится на весь народ Божий. И даже после того, как этого не случилось, Церковь сохранит прочную связь с наследием Израиля через Предание и Библию.

Каждый наставник имел в городе излюбленное место, где молился и вел беседы. Так, глава фарисеев раббан Гамалиил сидел у лестницы, ведущей на храмовую гору. Симон Бар-Иона и пришедшие с ним последовали этому примеру. Свой выбор они, естественно, остановили на крытой галерее Соломонова портика, где прежде часто проповедовал Христос[3].

С самого начала собрания назарян приобрели особенность, отличавшую их от прочих хавурот. Если в синагогах мужчины молились отдельно, а раввины не допускали женщин в свои школы, то апостолы не хотели нарушать волю Господа, Который всегда был окружен не только учениками, но и ученицами. Поэтому по домам верные молились вместе, как бы предвосхищая слова св. Павла: "во Христе нет ни мужского пола, ни женского".

Мариам, Мать Господа, забота о Которой была возложена на Иоанна Зеведеева, окружало благоговейное почитание, хотя Она по-прежнему смиренно держалась в тени. Этим объясняется двойственность Ее образа в Новом Завете. С одной стороны, там Она - Избранница Божия, "благословенная среди женщин", а с другой - таинственная Незнакомка, о Которой известно очень немногое. Словно Она Сама упорно избегала человеческой славы...

Но, несомненно, впечатление, оставленное Ее личностью, было огромным. Этим объясняются легенды, которые окружили имя Марии уже в первых поколениях христиан[4].