Первые гадости

— На режимный завод?! — спросил Простофил. — Это ж вставать в пять утра!

— Но все-таки не с казенной койки, — сказал Аркадий.

— Господи! — взмолился Простофил. — Ну почему я не могу обычно жить: есть, пить, трахаться, изредка ездить за границу…

— Сам виноват, — сказал Аркадий.

— Да я-то тут при чем? Это меня все достали! Я уже никого видеть вокруг не могу, опостылели до смерти!

— Что тебе до них? Пусть бегут неуклюже, — сказал Аркадий.

— Пойдем, вина купим, — предложил Простофил.

— Не знаю, надо ли? — подумал Аркадий и услышал знакомый голос из магазина:

— Этого не может быть никогда!

— Вот приказ по Мосторгу, — ответил незнакомый голос. — Два пакета в одни руки.

— У меня две руки, а не одни руки, — поспорил Макар Евграфович.

— У каждого покупателя одни руки, — спорила продавщица, прячась за инструкцию, как за учебник правописания.

— Тогда выдайте мне два ботинка на одни ноги, — потребовал старик. — Или одни ботинки на две ноги.

— Прекратите хулиганство, пожилой человек, — потребовала продавщица. — У нас не обувной.

— Добрый вечер, Макар Евграфович, — сказал Аркадий. — Развлекаетесь?

— Ну что, вас можно поздравить? — спросил глубокий старик.

— Наоборот, — ответил Аркадий. — Я вот зашел, чтобы запить и закурить с горя.

— Провалились, — понял Макар Евграфович. — Не беда, через год поступите.

— Для меня один год — целая жизнь.

— Вам надо учиться терпению, — сказал старик. — Начните с конце вон той очереди за квасом…

Когда Аркадий пришел домой, то родители сказали: «У тебя девушка». Аркадий открыл дверь в свою комнату и увидел Победу на стуле.

— Ну? — спросила Победа.

— Да ничего, — ответил Аркадий.

— Ты подал на апелляцию?

— Там какой-то сговор бездельников: бумажку брать отказываются Их не победишь, им даже в лицо не заглянешь.

— А я весь день искала лужу, чтобы утопиться.

— Нашла?

— Целых три!

— Чего ж не утопилась?

— Да не получается: я плавать умею.

И осталась Победа жить у Аркадия при немом попустительстве родителей. Только такая полусемейная нелегальная жизнь плохо у них получалась. Во-первых, не было денег; во-вторых, Победа, сказавшись утопленницей, боялась высунуть нос на улицу и сутками откровенно скучала на кровати; в-третьих, Аркадий решил проверить, насколько действен его метод открывать забытый язык по уцелевшим корням, и засел из французского, испанского и итальянского стряпать латинский заново.

— Ну скажи хоть что-нибудь, — просила Победа.

— Ни черта не получается, — отзывался Аркадий. — То есть в данном случае общая картина угадывается, но в принципе: какой смысл открывать забытый язык, если не сохранилось записей? Зачем людям язык скифов, хазар, буртасов? Но надо еще подумать, почитать, может, и найдется смысл. В конце концов, займусь языком символов.

— Ты бы лучше мной занялся.

— Да ведь только что занимался.

— А мне уже скучно.

— Возьми книжку.

— В них одно и то же…

— Глупо как-то: сначала читаешь фразу, а в конце натыкаешься на знак вопроса. Выходит, читать надо было как вопрос.

— Сам видишь, что одна глупость, а все равно читаешь.

— Почему бы не ставить знак вопроса в начале фразы?..

— Знаешь что, — сказала однажды Победа, — я, пожалуй, схожу домой: переоденусь в чистое и соберусь в университет.

Аркадий искал аффиксы и не ответил от усердия. Победа позвонила домой, и Трофим спросил:

— Ты откуда? С того света?

— С этой тьмы, — ответила Победа. — Сейчас приду.

— Приходи, сестренка, — сказал Трофим и пошел с Сени на пляж, обнявшись.

Победа думала, папа поднял на ноги всю милицию и ее ищут с собаками и водолазами, но, пока она шла, Чугунов как раз вернулся с созревшими огурцами, прочитал адресованную ему записку, закатив глаза от горя, и увидел дочь в дверях. Со злости он потоптал огурцы, навечно сослал честехранителей в собес и поклялся до конца жизни раздавать подзатыльники «всем соплякам до двадцати пяти включительно».

— Вы со своими огурцами совсем детей забросили, — сказала домработница. — Вот и Трофим связался неизвестно с кем, а скоро и кошка начнет курить наркотики.

— Сени кого хочешь распустит, — поддакнула Победа, уводя разговор с собственного поведения. — Она в школе ради смеха вешала Трофиму записку на спину: «Сын Пиночета».

— Как Пиночета?! — закричал Чугунов и даже смутился, не зная, что предпринять. — А где он?

— На пляж отправился со своей пассией, — наябедничала домработница.

Тут Василий Панкратьевич собрался с духом и позвонил Червивину:

— На глаза мне лучше не попадайся — получишь затрещину, — сказал ему и послал на пляж с наказом пресечь любые контакты Трофима и Сени.