Первые годы царствования Петра Великого

В сущности, впрочем, простое сравнение тогдашних русских порядков с тем, что Петр имел случай увидать за границей, могло послужить ему довольно ясным указанием, на что отныне должна быть устремлена его деятельность. Собственно теоретическая задача была здесь чрезвычайно проста. Что нужно многое переделать и многое ввести вновь, это понимали и до Петра и в самой России. Из людей же, знавших европейский порядок дел, всякий мог указать Петру на главнейшие нужды русского царства, требовавшие немедленного удовлетворения. Особенно хитрых соображений тут не нужно было; нужна была гениальная решимость, непоколебимая твердость воли в борьбе с препятствиями, неизменное намерение – вести дело до конца. Именно этих-то свойств характера и недоставало предшественникам Петра, которые, однако, понимали необходимость многого, сделанного впоследствии Петром. Еще при Михаиле Феодоровиче поняло наше правительство, что нужно русским учиться у иноземцев ратному строю, и вызывало иноземных офицеров; при нем же артиллерийские снаряды и людей, способных распоряжаться с ними, выписывали из-за границы. Нужду во флоте чувствовал и Алексей Михайлович, построивший даже и корабль при помощи иностранных мастеров. Торговля с иноземцами велась издавна, и еще Флетчер писал, что цари русские «видят в этой торговле средство обогащения для казны» (см. Карамзина, т. X, стр. 146).{43} О торговле заграничной, и именно морской, думали у нас многие, как видно, например, из предисловия к арифметике, относимой Карамзиным к 1635 году. В предисловии исчисляются разные пользы арифметики, чтобы приманить к занятию ею; между прочим говорится: «По сей мудрости гости по государствам торгуют, и во всяких товарех и в торгех силу знают, и во всяких весех, ив мерах, и в земном верстании, и в морском течении зело искусни, и счет из всякого числа перечню знают» (см. Карамзина, прим. 437 к X тому).{44} Что для флота и для торговли нам нужно было море, это понимали даже турки, так твердо и неуступчиво в переговорах с нами отстаивавшие исключительно для себя черноморское плавание. Необходимость распространить в народе просвещение, и именно на европейский манер, чувствовали у нас начиная с Иоанна Грозного, посылавшего русских учиться за границу, и особенно со времени Бориса Годунова, снарядившего за границу целую экспедицию молодых людей для наученья, думавшего основать университет и для того вызывавшего ученых из-за границы. В последующие царствования мы не видим продолжения его замыслов; но мысль учиться у немцев тем не менее бродила в общем сознании. Кошихин с негодованием говорит о том, что бояре русские боятся посылать детей своих «для науки в иноземные государства» (Кошихин, IV, 24). Даже в вещах, менее важных в государственном смысле, имевших более частное значение, Петр имел предшественников, робкими полумерами медленно начинавших то, что он совершил быстро и решительно. Так, например, ослабление строгого заключения женщины в терему мы видим уже при Алексее Михайловиче; вскоре потом громкое фактическое провозглашение прав ее сделано Софиею. Так точно введение немецкой одежды уже допущено было Феодором, который сам надел польское платье. Введение разных общественных удовольствий, взятых от немцев, началось также при Алексее Михайловиче. Но дело состояло в том, чтобы, начавши, кончить или по крайней мере продолжать быстро и решительно. На это недоставало энергии ни у кого, кроме Петра. При первой неудачной попытке предшественники Петра падали духом и не смели продолжать своих усилий; иногда не решались даже и на первую попытку, устрашенные представлявшимися затруднениями. Так, Алексей Михайлович перестал думать о флоте, когда сожжен был Разиным первый корабль, им построенный. Так, Годунов оставил мысль об учреждении университета с иностранными учителями только потому, что, как говорит Карамзин (том XI, стр. 53), «духовенство представило ему, что Россия благоденствует в мире единством закона и языка; что разность языков может произвести и разность в мыслях, опасную для церкви». Он же отказался и от продолжения посылки молодых людей за границу оттого, что первая посылка оказалась неудачною. Петр был не таков; его ничто не могло отклонить от того, на что он однажды решился. Крепкая воля его умела преодолевать все препятствия. В этом свойстве характера Петра всего более выражается его величие, в таком именно характере и нуждалась Россия того времени.