Первые и последние

После ухода Кита Лоренс долго сидел на кровати. Невиновному ничто не грозит! Так сказал Кит, знаменитый адвокат! Но можно ли полагаться на это? Уехать с Вандой за 8000 миль и бросить человека, которому грозит, быть может, смерть за поступок, который совершил он, Ларри?

Прошлой ночью Ларри совсем пал духом и пришел к выводу: надо быть готовым ко всему. Когда вошел Кит, он решил безропотно последовать его совету: «Отдайся в руки полиции!» Он уже приготовился отбросить остаток жизни, как бросают окурок. Но вдруг он услышал то, что наполнило его радостью и надеждой. Уехать в другую страну, начать новую жизнь! Вместе с нею! Там ему будет все равно, там он даже будет радоваться, что раздавил это насекомое. Там! Под новым солнцем, где кровь быстрей струится в венах, не то что на этом туманном острове, где люди сами вершат суд и расправу.

Это был суд справедливый, хотя он, Ларри, и не хотел убивать негодяя. И вдруг этот арест! Сегодня того человека будут судить. Он мог бы пойти и посмотреть, как беднягу обвинят в убийстве, которое он, Ларри, совершил! Ларри горько рассмеялся. Уж не пойти ли послушать, как они решат повесить кого-то вместо него? Ларри оделся, но бриться не мог: дрожали руки, – и пошел к парикмахеру.

Там он прочитал заметку, о которой говорил Кит. Газета сообщала имя арестованного: «Джон Ивэн, без адреса». Судить его будут на Бау-стрит. Да, надо пойти! Ларри трижды прошел мимо входа в помещение суда, прежде чем вошел и спрятался в толпе.

Зал был полон, и из разговоров он понял, что это убийство в Сохо привлекло сюда так много народу. Смутно, будто во сне, видел он, как с молниеносной быстротой разбирается одно дело за другим. Неужели они никогда не доберутся до его дела? И вдруг он увидел встреченного вчера под аркой незнакомца: щуплый, похожий на пугало и еще более оборванный и жалкий при свете дня, он, как старое измученное животное между упитанными гончими, брел в сопровождении двух полисменов к скамье подсудимых.

В зале послышался удовлетворенный шепот, и Лоренс с ужасом осознал, что это и есть тот человек, которого обвиняют вместо него, – странное и жалкое существо, которому он мимоходом выказал дружеское сострадание. Потом все чувства уступили место болезненному интересу к показаниям. Допрос свидетелей продолжался недолго. Показания хозяина гостиницы, где жил Уолен, опознание трупа и кольца в виде змеи, что он видел у Уолена в тот день за обедом. Ростовщик показал, что вчера утром первым его клиентом был обвиняемый, отдавший ему в заклад это самое кольцо. Показание полисмена, что человека, которого сейчас зовут Ивэн, он несколько раз видел на Глав-лейн и дважды даже не разрешил ему ночевать под аркой. Показание другого полисмена, который заявил, что, когда в полночь он арестовал Ивэна, тот сказал: «Да, я снял кольцо у него с руки. Но он уже был мертвый… Я знаю, делать этого не следовало… Я образованный человек; закладывать кольцо было глупо. Я нашел убитого с вывернутыми карманами».

Как страшно и вместе притягательно смотреть на человека, чье место ты должен был бы занять; ожидать, когда его маленькие, светло-серые в красных прожилках глаза отыщут тебя в толпе, и думать, как ты выдержишь этот взгляд.

Старик, как затравленный енот, забился в угол – печальный, настороженный; морщинистое, обрюзгшее и желтое лицо его имело злое и циничное выражение; седая борода и волосы торчали, глаза блуждали по толпе. Лоренс изо всех сил старался не выдать себя, потом раздались слова: «Рассмотрение дела отложить», – и обвиняемого – он еще больше стал похож на загнанного зверя – увели.