Никитин слегка приклонил голову:
– Честь имею!
Железный встал и выпрямился:
– Честь имею!
Никитин еще раз приклонил голову, развернулся и, еле заметно прихрамывая на правую ногу, вышел.
Артамонов, глядя на Железного, успокоил:
– Андрей Георгиевич! Не волнуйтесь. Он – лучший. Он не всегда был в «наружке».
Имеет опыт ведения открытых и закрытых боевых действий. Не зря его прозвище – Волкодав. По нашему делу получил подробнейший инструктаж. Все будет хорошо.
Железный устало опустился в кресло и покрутил затекшими за день шеей и плечами.
Артамонов не уходил.
Железный вопросительно посмотрел на него.
Тот замялся:
– Так что будем с этим скрипачом делать?
Железный вздохнул:
– Давай подумаем, к кому лучше обратиться в Италии. Но они дорого запросят – Ватикан любит деньги. Да и дело это не быстрое.
Артамонов, подозрительно прищурив глаза, оперся обеими руками на столешницу и, приблизив лицо к уху Железного, прошептал:
– А может быть, эта история не только афера?
Железный нахмурился:
– Вторые?
Артамонов многозначительно поднял брови.
Железный взволнованно сказал:
– Я напишу ей письмо.
Эпизод 3. Господин
Анатолий Николаевич Никитин по прозвищу Волкодав про себя усмехнулся беспечности итальянцев.
Если в поезде Альфонсо вел себя сдержанно, стараясь без причины не выходить из купе, то уже по приезде в Москву стал вести себя открыто, как и в Висбадене – высовывался из брички, горлопанил на итальянском… Прохожие то и дело оглядывались на странную парочку. Хорошо, что полицейский не встретился!
Про его помощника, практически близнеца, который встречал Альфонсо на вокзале в приметной почтовой бричке, вообще думать не хотелось – с его-то нерусским лицом да не в форменной одежде…
Сам Волкодав, наняв неприметные дрожки, без труда «проводил» их к большому особняку на Ордынке, и дальше – вплоть до доходного дома на окраине Москвы. Где и остался наблюдать.
«Но кто этот широкоплечий господин, с которым уехала Елизавета Тимофеевна?
» – крутилось у него в голове.Эпизод 4. Вдовы
Елизавету Тимофеевну встречало все семейство Канинских.
Лукерья Митрофановна бросилась в объятья и запричитала:
– Вдовушки мы теперь с тобой…
Елизавета Тимофеевна всплакнула на ее плече.
К ним подошли и обняли дети, Стоян и Любава.
Лукерья Митрофановна затараторила обо всем подряд, кося глазом на Волкова:
– Благослови Бог Валерия Викторовича! Он приехал сразу после похорон! Жаль, что с Тихомиром разминулся. А у Тихомира теперь сын! Валерий Викторович все тут устроил… и с хозяйством разобрался… и кухарку новую нашел, правда она не русская – плохо еще разговаривает, но готовит так, что пальчики оближешь – только остро очень! Москва – такой большой город…
У Елизаветы Тимофеевны закружилась голова:
– Какой такой сын у Тихомира? Где сам Тихомир?
Волков заботливо усадил ее на диванчик.
Лукерья Митрофановна продолжала болтать, «попутно» рассказывая последние новости…
Валерий Викторович действительно быстро разобрался с хозяйством.
В первую очередь, «по приезде», он устроил тщательный обыск особняка и нашел письмо Тихомира, замаскированное под рекламный буклет, в ящичке с парфюмом на трюмо в спальне маман: «Сюда она в любом случае заглянет».
Волков опустил «прозу» и широко улыбнулся, когда прочитал главное: «
…Первое время мы будем скрываться в Великом Новгороде у старца Афанасия. Его дом почти на самой набережной по правой стороне города от реки Волхов – рядом с Ярославовым Дворищем. Потом, как сказал отец, мы постараемся добраться до Алтая. Там нас будет ждать Хранитель…» Еще шире он улыбнулся, когда прочитал: «Это мое письмо сожги и не говори никому совершенно ничего. Я дам о нас знать при первой же возможности. Может быть, буду нуждаться в деньгах».Валерий Викторович последовал совету Тихомира и тотчас же сжег письмо.
«Подождем „первой же возможности“», – подумал он.
8 серия
Эпизод 1. «Переселенцы»
С утра пораньше Тимофей задумчиво прохаживался в тенечке под яблоней.
Он встретил Тихомира с Марфой, вышедших их терема рука об руку, с легкой многозначительной улыбкой, от которой Марфа покраснела.
Опустив глаза, она присела на край скамейки.
Тихомир так нежно посмотрел на нее, что Тимофей улыбнулся еще шире.
Тихомир потер руки: