Первые искры

Шестеро человек в балахонах, похожих на монашеские рясы, спустились в зал. Они держали в руках факелы. Самые, блин, настоящие средневековые факелы! – палки с намотанной на них какой-то фиговиной, которая горела долго и ярко.

– ?*%;%;%%*)(*? – рявкнул на меня один из них. Во всяком случае, на мой слух это звучало как-то так, записать услышанное кириллицей я бы не взялся.

– Руссо туристо, – на всякий случай отозвался я.

Ну а вдруг всё это какая-нибудь ролёвка или типа того? Поведу себя неправильно – меня и выкинут. Выкинутым мне как-то проще, привычнее: со стороны легче разобраться в ситуации.

Воодушевленный этой идеей, я добавил:

– Watashi wakaranai.

Задумка частично сработала: мужики озадачились и переглянулись. Я улучил момент, чтобы их разглядеть. Мужики как мужики, лет по сорок, серьёзные. Вряд ли, конечно, они тут в ролёвку играют.

– !№;%№”;%! – решил один, у которого ряса была чисто чёрного цвета, в отличие от остальных, облачённых в разные оттенки серого.

И тут перед глазами опять загорелись буквы.

Приготовиться: производится перезапись лингвистической базы.

Я заорал. Подозреваю, что визжал, как девчонка, от немыслимой боли. Казалось, будто в голову напихали не меньше дюжины кипятильников и столько же паяльников, а потом плеснули кислотой. Что-то стиралось, сгорало в мозгу, и нейроны заходились в истерике. Но это были ещё цветочки.

Когда всё было стёрто, я обнаружил себя на полу в позе эмбриона, скулящим и дрожащим. Надо мной склонились обеспокоенные лица монахов.

– (*(%;№? – спросил один.

И этого мне хватило, чтобы понять: со мной ещё не закончили.

Следующая вспышка боли была ещё изощрённее. Казалось, будто в голове что-то выцарапывают ржавым циркулем. Тщательно, скрупулёзно, с методичностью маньяка-убийцы, расчленяющего очередную жертву.

Меня вырвало. Я плакал, я задыхался и думал: если и сейчас не смерть, то даже не знаю.

Но это была не смерть. Всё закончилось так же внезапно, как началось, и огненные буквы известили:

Перезапись лингвистической базы завершена. Структурное соответствие – 87 %. Общее наречие. Диалект Сезан.

Я прочитал эту лабуду, но как – сам не понял, потому что вместо привычных букв видел невообразимые иероглифы, нисколько не напоминающие ни кандзи, ни даже древнеегипетские письмена.

Буквы исчезли, и я перевёл дух.

– Братья, я всё-таки склонен считать, что молодой человек пьян либо одурманен, – услышал я.

– Да хоть бы и то, и другое, – отозвался другой голос. – Он пробрался в святилище, он осквернил его.

Меня нежно попинали носком сапога. Я поднял слезящиеся глаза и увидел хмурое усатое лицо.

– Как будешь оправдываться? – буркнул монах.

Я слышал всё те же невообразимые созвучия, но теперь они были для меня как родные, будто я с рождения их слышал. И когда я открыл рот и заговорил, выяснилось, что говорю я точно так же, но теперь смысл наполнял каждый звук.

– Кто вы такие? Что тут происходит?!

– Пьянь, – констатировал другой монах. – Я позову рыцарей.

Никто ему не возразил, и я услышал быстрые удаляющиеся шаги.

Усатый монах наклонился и, подхватив меня под мышки, легко поставил на ноги. Я покачнулся, лишний раз подтверждая их выводы о моём состоянии.

– Как ты сюда вообще пробрался? Святилище охраняется, вход был заперт.

– Я домой шёл, а там…

Тут в памяти сверкнули языки огня, я услышал гул пламени, почувствовал запах гари, и тело на миг словно бы ощутило нестерпимый жар. И крик. Исполненный боли и ужаса крик!

– Настя! – выдохнул я и, вытаращив глаза, уставился в усатое лицо. – Где она?

– Что такое «настя»? – спросил монах, и я заметил, как инородно, неправильно звучит имя из его уст. Что-то вроде Нийаситиа, даже не передать.

– Моя сестра! – выкрикнул я. – Где она? Она… Она тоже здесь?

Я крутил головой. Пятеро монахов смотрели на меня – кто с презрением, кто с удивлением.

– Ты из академии? – спросил усатый.

В голосе его мне послышалось что-то странное. Он будто протягивал мне спасательный круг, но я понятия не имел, как им воспользоваться.

– Печать, – потребовал он и, схватив меня за правую руку, повернул её тыльной стороной вверх. – Покажи печать.

Я с недоумением таращился на свою ладонь.

– Да какая печать? – отозвался другой монах. – Он же совсем молокосос и одет в незнамо что. Откуда ты?

– Из Красноярска, – тупо ответил я.

Название города прозвучало ещё хуже имени сестры. Повторить его не решился ни один монах.

– Точно пьяный, – услышал я вердикт. – Или безумный. В любом случае решать не нам.

Со стороны входа послышался топот тех, кому, видимо, предстояло решать. Я повернул голову. Монахи расступились, и я увидел самых настоящих рыцарей. Их было двое, на них были доспехи, на головах – шлемы, а в ножнах на поясах висели мечи.

– Видите? – говорил идущий следом за ними монах. – Так-то вы несёте свою службу? Небось спали?

Рыцари выглядели смущёнными, но смущение быстро уступило место злости.

– Мы никогда не спим на посту! – рявкнул один из них.