Первые люди на Луне (пер. Толстой)

— Великолепная идея, — сказал я, — но не чересчур ли смелый замысел! Луна! Я предпочел бы не лететь сразу так далеко.

— Но это невозможно, — нам помешает воздух,

— Почему бы не применить вашу идею о пружинных заслонках, каворитных заслонках в крепких стальных ящиках для поднимания тяжестей?

— Этого нельзя сделать, — упорствовал Кавор. — Путешествие в далекое пространство не более опасно, чем какая-нибудь полярная экспедиция. Отправляются же люди к полюсу.

— Только не деловые люди. И, кроме того, им хорошо платят за полярные экспедиции. Если там и случится несчастье, все-таки можно спастись. Но лететь в пространство — и ради чего?

— Хотя бы ради науки.

— Чтобы написать потом книгу…

— Я не сомневаюсь, что там есть минералы, — заметил Кавор,

— Например?

— Сера, различные руды, золото, может быть, даже новые элементы.

— Да, но стоимость перевозки… — возразил я. — Нет, вы не практический человек. Ведь до Луны четверть миллиона миль.

— Мне кажется, перевозка любой тяжести обойдется недорого, если запаковать ее в каворитный ящик.

Я не подумал об этом.

— Франко на голову покупателя, не так ли?

— Мы не ограничимся одной Луной.

— А именно?

— Есть еще Марс: прозрачная атмосфера, новая обстановка, приятное чувство легкости. Там очень хорошо.

— А воздух есть на Марсе?

— Конечно.

— Вы, кажется, хотите отправиться туда как в санаторий. Кстати, какое расстояние до Марса?

— Двести миллионов миль, кажется, — ответил весело Кавор, — и пролетим близко от Солнца.

У меня опять разыгралась фантазия.

— Во всяком случае, — сказал я, — это очень интересно. Такое путешествие…

Передо мной открывались такие возможности. По всей солнечной системе курсируют суда из каворита, шары «люкс». Патент на изобретение, закрепленный на всех планетах. Я вспомнил старинную испанскую монополию на американское золото. Не на одной планете, а на всех сразу. Я пристально посмотрел на красное лицо Кавора, и воображение мое точно запрыгало и заплясало. Я встал и зашагал по комнате и дал волю своему языку:

— Я понимаю, я понимаю. — Переход от сомнения к энтузиазму совершился у меня необычайно быстро. — Это восхитительно! Грандиозно! Это похоже на сон!

Лед моего скептицизма был сломан. Фантазия Кавора не знала удержу. Он бегал по комнате, жестикулировал и говорил. Мы были точно одержимые.

— Мы все устроим, — сказал он в ответ на какое-то мое возражение, — все устроим. Сегодня вечером мы начнем чертежи литейных форм.

— Отлично, — согласился я, и мы поспешили в лабораторию, чтобы приняться за работу.

Я, как ребенок, витал в сказочном мире всю эту ночь. Утренняя заря застала нас обоих за работой при электрическом свете. Я помню эти чертежи. Я сводил и раскрашивал их, а Кавор чертил; чертежи были грязные, сделанные наспех, но очень точные. Мы сделали в эту ночь чертежи стальных частей и рам, план стеклянного шара был изготовлен в неделю. Мы прекратили наши послеобеденные беседы и вообще изменили весь распорядок жизни. Мы работали без отдыха, а спали и ели только тогда, когда уже валились с ног от голода или усталости. Наш энтузиазм заразил и наших троих помощников, хотя они и не знали, для какой цели предназначался шар. Даже Гиббс перестал отлучаться от работы и стал расторопным.

Шар понемногу рос. Прошел декабрь, январь. Я целый день разметал снег на дорожке от моего домика до лаборатории. Февраль, март. В конце марта мы надеялись кончить. В январе нам доставили на нескольких лошадях огромный ящик — шар из массивного стекла, который мы положили около подъемного крана, чтобы потом вставить его в стальную оболочку. Все части этой оболочки — она была не сферическая, а многогранная, со свертывающимися сегментами, — прибыли в феврале, и нижняя половина ее была уже склепана.

Каворит почти изготовили в марте, металлическая паста прошла уже через две стадии процесса, и мы наложили ее в виде пластыря на стальную броню. Мы почти ни в чем не отступали от плана Кавора. Когда шар был склепан, Кавор предложил снять крышу с временной лаборатории, где производилась работа, и построить новую печь. Таким образом, последняя стадия изготовления каворита, во время которой паста нагревается докрасна в струе гелия, должна была закончиться тогда, когда мы будем уже внутри шара.

Затем нам оставалось обсудить и решить, какую провизию взять с собой: прессованную пищу, консервированные эссенции, стальные цилиндры с кислородом, аппараты для удаления углекислоты из воздуха и для восстановления кислорода посредством перекиси содия, конденсаторы для воды и так далее. Помню, какую большую груду образовали в углу все эти жестянки, свертки, ящики, — вещественные доказательства нашего путешествия.

В это горячее время некогда было предаваться раздумью. Но однажды, когда сборы уже подходили к концу, я впал в скверное настроение. Все утро я складывал печь и, выбившись из сил, присел отдохнуть. Все показалось мне сумасбродным и невероятным.

— Подумайте, Кавор, — сказал я. — К чему все это?

Он улыбнулся.

— Теперь уже поздно.

— Луна, — размышлял я вслух, — что там интересного? Я полагаю, что Луна — мертвый мир.

Он пожал плечами.