– А что дальше?
Несколько секунд длилось молчание.
Потом еще один голос сказал:
– Эти люди правы. По-своему, конечно. Они были правы, истребляя все, что вырастало больше обычного: зверей, и растения, и все остальное. Они были правы, когда пытались перебить нас. И правы теперь, когда требуют, чтобы мы не заключали браков между собой. По-своему они правы. Они понимают – пора и нам понять, – что в мире не могут одновременно существовать великаны и карлики. Кейтэрем давно уже твердит ясно и недвусмысленно: или мы, или они.
– Но нас осталось меньше полусотни, а их – миллионы и миллионы.
– Возможно. Но я сказал то, что есть.
И опять долгая тишина.
– Значит, мы должны умереть?
– Избави бог!
– Значит, они?
– Тоже нет.
– Но ведь это и говорит Кейтэрем! Он хочет, чтобы мы прожили свой век и вымерли один за другим; под конец останется кто-то один, он тоже умрет, а они вырубят все гигантские растения, полезные и вредные, без разбору, уничтожат весь гигантский животный мир, выжгут малейшие следы Пищи… навсегда покончат и с нами и с
Пищей. Тогда пигмеям станет легко и привольно. Их пигмейскому мирку нечего будет опасаться. Они преспокойно будут жить карликовой жизнью, творить карликовое добро и карликовое зло, пожалуй, даже устроят на земле свой пигмейский рай: прекратят войны, покончат с чрезмерной рождаемостью, весь мир превратят в один большой город и станут заниматься карликовым искусством и восхвалять друг друга, пока солнце не начнет остывать и шар земной не покроется льдами…
В углу с громом упал лист железа.
– Братья, мы знаем, что делать.
В отсветах прожекторов Редвуд видел, как молодые серьезные лица повернулись к его сыну.
– Сейчас очень легко производить Пищу. Мы можем наготовить столько, что хватит на весь мир.
– Ты думаешь, Брат Редвуд, – спросил из темноты чей-то голос, – что их надо заставить есть Пищу?
– А что еще нам остается?
– Не забудь, нас всего полсотни, а их миллионы.
– Но мы держимся.
– Пока.
– Бог даст, продержимся и дальше.
– Да. Но не забудь, многие погибнут!
Тут вмешался еще голос:
– Да, погибнут. Но не забывайте о тех, кто еще не родился…
– Братья, – снова заговорил Редвуд-младший, – что нам еще остается? Только воевать! И если победим, заставим их примириться с Пищей. Им все равно от нее не избавиться.
Допустим, мы откажемся от всего, что нам дано, и согласимся на эти безумные условия. Допустим! Допустим, мы задушим в груди то великое, что нами движет, откажемся от всего, что дали нам отцы, – что сделал для нас ты, отец, –
и, когда настанет час, умрем, исчезнем, так ничего и не совершив. Ну, а дальше что? Разве мир пигмеев останется таким, как прежде? Они могут бороться с величием в нас –
мы гиганты, но рождены людьми. Но разве они могут победить? Даже если они уничтожат нас всех до единого, что дальше? Спасет ли это их? Никогда! Ибо величие не только в нас, не только в Пище, но и в сущности всех вещей! Оно заключено в природе сущего, оно – часть пространства и времени. Расти, всегда расти, с первого и до последнего часа – таково Бытие, таков закон жизни. Иного закона нет!
– А помогать другим?
– Помогать расти, идти вперед. Это значит, мы и сами растем. Если мы не помогаем им остаться ничтожествами…
– Они будут драться не на жизнь, а на смерть, – сказал кто-то.
– Ну и что же? – возразил другой.
– Да, они будут драться, – сказал Редвуд-младший. –
Если мы откажемся принять их условия, они наверняка будут воевать. Я даже надеюсь, что они начнут воевать открыто. Когда после всего, что было, они предлагают мир, это значит только одно: они хотят захватить нас врасплох.
Не надо обманывать себя – так или иначе, но они будут драться. Война началась, и мы должны биться до конца.
Так будем же осмотрительны, не то окажется, что мы только затем и жили, чтобы выковать оружие, которое обратилось против нас и наших детей, против всех гигантов. Борьба только еще начинается. Вся наша жизнь станет борьбой. Одни будут убиты, другие попадут в плен. Легкой победы быть не может, в любом случае победа нам дорого обойдется. Это бесспорно. Ну и что же? Главное – сохранить какой-то плацдарм, оставить после себя воинство, которое станет множиться и продолжать борьбу, когда мы погибнем!
– Что же будет завтра?
– Начнем рассеивать Пищу, засыплем ею весь мир.
– А если они согласятся принять наши условия?
– Наше условие – Пища. Гигантам и пигмеям не ужиться в мире и согласии. Или мы, или они. Ни один отец не вправе сказать: пусть мой сын знает только тот свет, что светил мне, пусть ни в чем не смеет перерасти меня. Согласны вы со мной, Братья?
В ответ послышался гул одобрения.
– Этого никто не вправе сказать не только будущим мужчинам, но и будущим женщинам, – донеслось из темноты. – Женщинам тем более не вправе: они будущие матери нового человечества…
– Но ведь в следующем поколении еще останутся большие и маленькие, – сказал Редвуд-отец, глядя в лицо сыну.
– Во многих поколениях. И маленькие будут мешать большим, а большие – теснить маленьких. Это неизбежно, отец.
– Значит, будет продолжаться борьба.