Первые люди на Луне. Пища богов

Семи дубов куры бросились врассыпную, и одну из них чуть погодя видели у Тонбриджа. С громким кудахтаньем она суматошливо бежала по берегу, все время держась немного впереди быстроходного катера и несказанно изумляя пассажиров.

В тот же день около половины шестого двух из этих кур ловко поймал владелец тонбриджского цирка: разбросав по полу куски хлеба и пирога, он заманил их в клетку, которая пустовала после смерти овдовевшей верблюдицы…

Когда злосчастный Скилетт сошел в тот вечер с поезда на станции Аршот, уже смеркалось. Поезд опоздал –

правда, ненамного, – и мистер Скилетт поставил это на вид начальнику станции. Быть может, ему почудилось, что начальник станции как-то особенно на него посмотрел, и, помедлив секунду в нерешимости, Скилетт прикрыл рот ладонью и вполголоса осведомился, не случилось ли «чего-нибудь этакого».

– Какого еще «этакого»? – переспросил начальник станции, голос у него был громкий и резкий.

– Ну, может, ошы или еще что…

– Тут было не до «ош», – сказал начальник станции. –

Нам и с вашими окаянными курами хлопот хватало.

И он обрушил на Скилетта рассказ о похождениях его цыплят, точно град камней в окно политического противника.

– А как мишшиш Шкилетт, не шлыхали? – все же спросил Скилетт, оглушенный этими новостями и нелестными комментариями.

– Еще чего! – отрезал начальник станции, ясно показывая, что судьба этой дамы его ничуть не занимает.

– Надо мне узнать, как и что, – сказал Скилетт и поспешно ретировался, а вдогонку ему летели не слишком лестные замечания о дураках, которые перекармливают кур и обязаны за это ответить…

Когда Скилетт проходил через Аршот, его окликнул работник из Хэнки и спросил, уж не ищет ли он своих кур.

– А как там мишшиш Шкилетт, не шлыхали? – снова осведомился незадачливый супруг.

Собеседник выразился в том смысле, что его куда больше интересуют куры, но подлинные слова его повторять не стоит.

Было уже совсем темно, во всяком случае, настолько, насколько может быть темно в Англии в безоблачную июньскую ночь, когда мистер Скилетт заглянул в дверь кабачка «Веселые возчики» (вернее, заглянула одна только его голова).

– Эй, друзья! – сказала голова. – Не шлыхали, что там за шказки рашшказывают про моих кур?

– Как не слыхать! – отозвался мистер Фалчер. – Одна сказка проломила крышу моего сарая, а другая вдребезги расколотила парники… то бить, как их… оранживеи у жены священника…

Тут Скилетт вылез из-за двери.

– Мне бы подкрепитьшя, – сказал он. – Горячего бы джину ш водой в шамый раз.

И тогда все наперебой стали ему рассказывать, что натворили его цыплята, а он слушал и только повторял:

– Боже милоштивый!

Потом, улучив минуту, когда все умолкли, спросил:

– А как там мишшиш Шкилетт, вы не шлыхали?

– Не слыхали, – сказал мистер Уизерспун. – Не до нее нам тут было. Да и не до вас тоже.

– А вы разве нынче дома не были? – спросил Фалчер, поднимая голову от пивной кружки.

– Если какая-нибудь из этих подлых кур ее клюнула разок-другой…

Мистер Уизерспун не договорил, он предоставил слушателям вообразить себе ужасную картину.

В эту минуту все охотно пошли бы со Скилеттом поглядеть, не случилось ли и впрямь чего-нибудь с его супругой, – это ли не развлечение на закуску, достойное столь богатого событиями дня! Неожиданности следуют одна за другой, было бы жаль что-нибудь упустить…

Но тут Скилетт (он в это время, устремив один глаз на буфет, а другой в вечность, тянул у стойки свой джин) сам же расхолодил компанию.

– Надо думать, эти большие ошы нынче никого не тревожили? – спросил он с нарочитой небрежностью.

– Нам было не до них, мы с вашими курами возились, –

отозвался Фалчер.

– Надо думать, они уже куда-нибудь улетели, – сказал

Скилетт.

– Кто, куры?

– Да нет, я больше про ош, – пояснил Скилетт.

А затем, тщательно выбирая слова и делая чуть ли не на каждом многозначительное ударение, он спросил с напускной небрежностью, которая заставила бы насторожиться и грудного младенца:

– Надо думать, про других каких-нибудь больших животных у наш ничего не шлыхать, а? Про шобак, или, шкажем, кошек, или вроде того? Раз уж появляютшя такие большущие куры и ошы…

И он захохотал: мол, сами понимаете, это я так болтаю, для потехи.

Но почтенные жители Хиклибрау разом помрачнели.

Фалчер первым высказал вслух общую мысль:

– Ежели кошка да под стать этим курам…

– Н-да-а, – сказал и Уизерспун. – Этакая кошка…

– Это уж будет не кошка, а тигр, – сказал Фалчер.

– А то и побольше… – сказал Уизерспун.

И вот наконец Скилетт зашагал одинокой полевой тропинкой, что вела от Хиклибрау в гору, а потом ныряла в осененную хмурыми соснами ложбину, где в безмолвии и мраке мертвой хваткой сдавили опытную ферму Бенсингтона плети гигантской настурции… Но шагал он в одиночестве.

Его проводили до подножия холма – на большее сочувствия и любопытства не хватило, – видели, как он поднялся на вершину, как мелькнул его четкий силуэт на бледно-золотом фоне согретых закатом небес и снова канул в сумрак, откуда, казалось, ему уже нет возврата. Он ушел в неизвестность. И по сей день никто не знает, что случилось с ним после того, как он скрылся за холмом.