Первые люди

- Если бы газетчики узнали об этой истории, они сделали бы еще более сногсшибательный вывод, мистер Фелтон.

- Вы не могли бы объяснить, в чем дело?

- Именно этого я и хочу. Только не объяснить, а описать. Этот участок находится на территории Национального заповедника в Фултоне, характернейшей из областей с холмистым рельефом и богатой лесами. Участок был обнесен колючей проволокой и контролировался военизированной охраной. Я отправился туда вместе с членами нашей комиссии генералом Мейерсом, двумя военными врачами, психиатром Гормэном, сенатором Тотенвелом из Комитета обороны и педагогом Лидией Джентри. Мы пересекли страну на самолете и проехали оставшиеся шестьдесят миль пути на двух правительственных машинах. К резервации вела грунтовая дорога. У границы участка нас остановила охрана. Резервация была перед нами. Но как только охранники подошли к первому автомобилю, она исчезла.

- Просто так? - прошептал Фелтон. - Совсем бесшумно?

- Именно так. Бесшумно. Одно мгновение - и вместо раскидистых секвой перед нами оказалась серая пустынная земля. Ничто.

- Ничто? Это только слово. А вы пытались войти туда?

- Да, пытались. Лучшие ученые Америки пытались это сделать. Я лично не очень большой смельчак, мистер Фелтон, но и я набрался смелости пройти по серой кромке земли и коснуться ее рукой. Было очень холодно и неприятно. Так холодно, что вот эти три пальца покрылись волдырями.

Эггертон протянул к Фелтону руку, чтобы тот мог убедиться.

- И тогда я испугался. С тех пор страх не покидает меня.

Фелтон понимающе кивнул.

- Страх, ужасный страх, - вздохнул Эггертон.

- И вы предприняли все, что могли, в этой ситуации?

- Мы перепробовали все, мистер Фелтон. Даже, признаюсь, к нашему стыду, атомную бомбу. Мы пробовали делать и разумные вещи, и глупости. Сначала мы впали в панику. Потом преодолели ее. Мы перепробовали все, что можно.

- Вы по-прежнему держите всю эту историю в секрете?

- Пока да, мистер Фелтон.

- А вы не пробовали вести наблюдения с воздуха?

- Сверху ничего не видно. Такое впечатление, что над этим местом висит густая мгла.

- Что думают об этом ваши люди?

Эггертон улыбнулся и покачал головой.

- Они ничего на понимают. Я скажу вам. Сначала некоторые считали, что это особого рода силовое поле. Но математические расчеты ничего не дают. К тому же такой холод. Ужасный холод! Я затрудняюсь вам что-либо сказать. Я не ученый и не математик. Но и ученые ничего не могут понять, мистер Фелтон. Я смертельно устал от этой истории. Именно поэтому я и попросил вас приехать в Вашингтон и переговорить с нами. Я думал, что вы должны что-нибудь об этом знать.

- Должен был бы, - кивнул Фелтон.

Впервые за все это время Эггертон оживился. Все его движения говорили о крайнем возбуждении. Он приготовил для Фелтона новый коктейль. Потом, облокотившись на стол, министр застыл в нетерпеливом ожидании.

Фелтон достал из кармана письмо.

- Это письмо от моей сестры, - сказал он.

- Вы же говорили мне, что около года не получали он нее вестей!

- Это письмо я получил год назад, - ответил Фелтон с горечью в голосе. - Но я не вскрывал его. Этот конверт был вложен в другой, в котором находилась и записка. В ней сестра говорила, что здорова и счастлива, и просила вскрыть второй конверт только в случае крайней необходимости. Все же это моя сестра, и мы многое понимаем одинаково. По-моему, сейчас настал тот самый момент, вам так не кажется?

Министр медленно вздохнул, но ничего не сказал. Фелтон вскрыл письмо и начал читать его вслух.

12 июня 1964 г.

Мой дорогой Хэрри!

Сейчас, когда я пишу это письмо, прошло двадцать два года с тех пор, как мы виделись в последний раз. Как это много для двух людей, которые так любят и уважают друг друга, как мы! Теперь, когда ты счел необходимым вскрыть это письмо и прочесть его, приходится твердо смотреть в лицо правде. Как это ни страшно, мы больше никогда не увидимся. Я знаю, у тебя есть жена и трое детей, и уверена, что они прекрасные люди. Самое тяжелое для меня - это осознавать, что я их никогда не увижу и не узнаю. Только это огорчает меня. Во всем остальном мы с Марком очень счастливы. Я думаю, ты поймешь, почему.

Что касается неприятностей, которые заставили тебя вскрыть письмо, скажи этим людям, что мы не причинили никому никакого вреда и никого не ущемили. Никому ничто не грозит, и не стоит вообще касаться этого дела. В нем негативный фактор превалирует над позитивным, и эффект отсутствия сильнее эффекта присутствия.

Позже я расскажу тебе обо всем более подробно, но, возможно, лучше вообще ничего не объяснять. Некоторые из наших детей могли бы справиться с этой задачей успешнее, но ты ведь ждешь именно моего рассказа.

Странно, что я до сих пор называю их детьми и думаю о них, как о детях, когда, в сущности, мы - дети, а они - взрослые. Но в них по-прежнему сохранилось очень много детского - мы видим это лучше, чем они. Я имею в виду кристальную чистоту и невинность, которые так быстро исчезают в реальном мире.