Первые опыты

Но моя вновь приобретенная известность не меняет того, что я стала изгоем среди своих друзей, и мне теперь не с кем сидеть в кафетерии. Сейчас я провожу перерывы на обед с тренером, пытаясь восстановить свою ногу после травмы. Мой отец и тренер Килли находятся под впечатлением моей воли к победе. Ха! Лучше уж терпеть боль на тренажере, где я поднимаю ногу, чем сидеть весь ленч с группой псевдодрузей.

Я знаю, мне следовало бы трепетать от радости, что у меня такой успех.

— Да здравствует революция! — как говорила Хай в то время, когда она для меня еще была Хай.

Еще я не могу не думать об одном человеке, который, очевидно, не читал ее. Единственный человек, на которого я не произвела никакого впечатления. Человек, который вдохновил меня на написание этой статьи.

Тридцатое октября

Титаник, черный «кадиллак» 70-х годов замедлил ход и остановился на обочине как раз передо мной, когда я хромала домой из школы. Владелец привязал искусственный цветок к антенне, чтобы побыстрее найти машину на парковке перед торговым центром. На бампере наклейки: «НАЖМИ НА ГУДОК, ЕСЛИ ТЫ ЛЮБИШЬ СВОИХ ВНУКОВ И СЕКСУАЛЬНОГО ДЕДУШКУ». Пять совершенно новеньких бейсбольных кепок лежало вдоль заднего стекла, с гордостью красуясь, как на выставке. Из-за солнечных лучей, падавших на окна, было невозможно рассмотреть, кто был внутри, но я ждала, что голова в синей кепке высунется из окна и спросит дорогу к местному автосервису.

— Привет, дорогая! Тебя подвезти?

— !!!!!!!

— Я сказал, тебя подвезти?

— !!!!!!!

Я думала, Маркус уедет. Но он стоял, высунув голову из окна, ожидая ответа.

— Ну я живу меньше чем в трехстах метрах отсюда. Форест Драйв, 12.

Пауза.

— Поэтому меня не надо подвозить.

Еще пауза.

— Но ты бы хотела этого? — спросил он.

Боже, хотела ли я этого?!

Он знал об этом. Он склонился над передним сиденьем и открыл мне дверь.

— Залезай, я хочу поговорить с тобой. Я буду ездить кругами, если мне придется.

Счастье! Радость! Счастье! Радость! Счастье! Радость!

Так как я никогда не увижу спальню Маркуса, то опишу салон автомобиля, который помогает понять его характер.

Машина Маркуса.На кожаном сиденье были разбросаны пустые пачки сигарет «Мальборо», скатанные бумажные шарики из записной книжки. И не менее четырех больших измятых пластиковых стаканов из-под коктейля. Соломинки с засохшими капельками карамели валялись смятыми на заднем сиденье. На переднем сиденье среди скомканной бумаги виден крохотный кусочек, величиной с сантиметр с напечатанными буквами ROJA, шрифт сразу же узнаваемый, как в слове TROJAN, написанном на упаковке презерватива.

Заключение:!!!!!!

Он сгреб мусор. Если бы даже и заметил кусочек от упаковки презерватива, то не подал бы вида.

Я без труда села в машину. Для ноги было много места. Я положила рюкзак на сиденье между нами и захлопнула дверь, так что бутылка в форме желтой пальмы с освежителем воздуха качнулась в сторону. В машине запахло кокосами, пляжем, маслом для загара и загорелыми телами.

Маркус ничего не говорил, когда вел машину. Я чувствовала, что мне надо прервать молчание. Поэтому я сказала первое, что мне пришло в голову:

— Хм. Хорошая машина.

— Я люблю эту машину.

— Правда?

— Да, она принадлежала одному прикольному старику из приюта, — сказал Маркус.

Я работаю в доме престарелых.

Я чуть не сказала, что знаю об этом, пока не вспомнила, что предполагается, что я не могу об этом знать.

— Правда? — удивилась я.

— Да, хотя он сейчас, должно быть, умер, — сказал Маркус.

— Да. Жаль.

— Жаль, — ответил Маркус. — Он оставил мне эту машину.

— Здорово.

— И автомагнитолу с дисками.

— Правда?

— Вот почему я так люблю эту машину, — сказал он. — В ней зримые атрибуты старости.

Я громко засмеялась. Эта самая смешная вещь, которую я слышала в жизни. В ней зримые атрибуты старости. Вдруг мне пришло в голову, что мы с Маркусом и правда говорим. Реальный разговор между двумя людьми. Я почувствовала, что меня бросило в жар.

ROJA — красный по-испански.

С тех пор как мы пошли в школу, шесть лет из восьми я сидела за партой перед Маркусом Флюти. Если он не тряс сзади мой стул, то протягивал ноги в проход, так что я всегда видела ступни его ног: без носков, в спортивных туфлях бледно-голубого цвета, с дыркой около большого пальца ноги на той туфле, которая была ближе ко мне. На левой ноге на носке резиновая подошва отклеилась, поэтому, когда он топал ногой, верхняя часть приподнималась вверх и образовывалась дыра, напоминавшая рот у куклы из кукольного театра.

Сидя рядом с ним в «кадиллаке», я подумала, что это, может быть, единственная возможность, представившаяся мне, посмотреть ему в глаза первый раз в жизни и вот что я увидела: прическа — рыжевато-красный ежик на голове, никаких рыжих кудрей; кожа на носу стала лупиться, две тоненькие линии около рта.

Он коснулся пальцем моего плеча, и я невольно вздрогнула. Мы уже были около моего дома.

— В двенадцать, хорошо?

— Да, хорошо.

Он остановился и выключил зажигание.