Первые радости

Мысль искать влиятельной поддержки в хлопотах о сыне не оставляла Веру Никандровну никогда. Но едва эта мысль зародилась — в утро после ареста Кирилла, — как Вера Никандровна увидела, что жила в совершённом одиночестве: некуда было идти, некого просить, Кирилл заполнял собою все сознание, и пока он был с ней, она не подозревала, что в целом городе, в целом мире у неё нет человека, к которому она могла бы обратиться в нужде. Ей показалось, что её бросили в воду и отвернулись от неё. Она ухватилась за мелькнувшую надежду найти помощь у Цветухина или Пастухова. И странно, надумав и разжигая эту надежду, Вера Никандровна была почти уверена, что от призрачного плана не останется следа, как только будет сделана попытка его осуществить; ожидание улетучится, и его нечем будет заменить. Боязнь потерять надежду стала сильнее самой надежды.

— Как ты думаешь, он отзовётся? — раздумчиво спрашивала Вера Никандровна Лизу, держа её под руку, когда они шли к Цветухину.

— Мне кажется, он чуткий, — отвечала Лиза.

— Я тоже почему-то думаю, — говорила Вера Никандровна неуверенно.

Решительность, с какой она вышла из дому, увлекая за собой Лизу, все больше исчезала, чем ближе они подходили к цели.

Цветухин жил недалеко от Липок, в гостинице, одноэтажные беленькие корпуса которой непринуждённо размещались на дворе с газонами и асфальтовыми дорожками. Рядом высилось возвершенное причудливыми колпаками крыши здание музыкального училища, откуда нёсся беззлобный спор инструментов, шутливо подзадоривавших военный оркестр Липок. В отличие от больших гостиниц, здесь селились люди, склонные к оседлости, и жилось тут отдохновенно-приятно.

В то время как Извекова и Лиза проходили по двору гостиницы аллейкой тонкоствольных деревцов, они услышали выхоленный голос:

— Не меня ли вы разыскиваете?

Лиза остановилась. Через открытое окно глядел на неё сияющий Цветухин. На нем была подкрахмаленная рубашка с откладным воротником того покроя, какой модниками Липок назывался «Робеспьер», и в белизне воротника он казался смуглее обычного. В поднятой и отодвинутой руке он держал раскрытую книгу, приветливо помахивая ею.

— Угадал, правда? Ну, пожалуйста, заходите, я вас встречу.

Приход их доставил Цветухину искреннее удовольствие. Его речи, улыбки, любезности были располагающе мягки. Он решил непременно попотчевать гостей мороженым и, хотя они наперебой отказывались, послал коридорного в Липки, дав ему фарфоровую супную миску и написав на бумажке, какие сорта надо взять.

— Но ведь мы к вам по делу, по важному делу, — говорила, волнуясь, Вера Никандровна.

— И совсем ненадолго, — вторила Лиза, — на несколько минут.

— Пожалуйста, не оправдывайтесь и не извиняйтесь, — отвечал Цветухин, — я, видите, чем занимался? Стихами! И просто погиб бы от скуки, если бы вы не пришли. Вы спасли меня, честное слово!

— Но я боюсь, наше дело покажется вам слишком… что вы заскучаете ещё больше, — продолжала Извекова нетерпеливо и в то же время робко.

— Что вы! — восклицал Егор Павлович с растроганным изумлением, будто по самой природе своей готов был делать для ближних всё, что они пожелают. — Да я уже догадываюсь: вы, наверно, что-нибудь узнали о вашем сыне, да? Ну, как с ним обстоит, как?

— Право, — сказала Вера Никандровна очень тихо, и глаза её засветились, — вы прямо заглянули в мои мысли. О чем же я могу ещё думать? К несчастью, до сего дня нет никакого движения в деле. И я даже не знаю, есть ли какое дело! То есть я убеждена, что нет!

— Конечно, конечно! — горячо согласился Цветухин.

— И вы понимаете, в каком положении Кирилл? За что его держат? Неужели, если у мальчика нашли какие-то бумажки, которые попали к нему бог знает как, неужели его надо держать без конца в таких условиях?

— А он, что же, — спросил Цветухин, — неужели содержится в тюрьме? Я хочу сказать — без перемен?

— Ну, в этом ведь все дело! Тянут, тянут со следствием, точно это бог знает что за преступление!

— Черт знает! — сказал Цветухин, глядя на Лизу с выражением потрясённого сочувствия.

— Действительно, — чуть слышно проговорила Лиза и несмело дёрнула плечами.

— И вы знаете, — продолжала Извекова, — равнодушие чиновников может прямо свести с ума. Шестая неделя, как я подала прошение прокурору, и до сих пор один ответ: приходите в понедельник.

— О чем прошение? — старался вникнуть Цветухин.

— Я хочу взять Кирилла на поруки.

— А, да, конечно! — одобрил Егор Павлович и добавил: — У чиновников, увы, мало что переменилось с гоголевских времён. Помните? Хлестаков спрашивает Растаковского: «А как давно вы подавали просьбу?» А тот в ответ: «Да если сказать правду, не так и давно, — в 1801 году; да вот уж тридцать лет нет никакой резолюции».

Цветухин произнёс это по-актерски, на два голоса, и улыбнулся от удовольствия, что хорошо получилось. Лиза тоже улыбнулась и опустила глаза, чтобы не видеть его лица и не рассмеяться. Однако Вера Никандровна молчала, и, уловив её грустную укоризну, Егор Павлович сказал торопливо:

— Я думаю, его должны выпустить на поруки.